человек. [68]
Значительная доля этой космической цифры приходится на церковных, верующих людей.
Большевистские офицеры имеют наглость писать, что вина за эту кровь и за эти страдания 'серой поповской массы' лежит не на советской власти, которая со своей стороны делала тысячи предостережений, а прежде всего на ответственных руководителях церковной политики. [69]
А вот профессор Титлинов, большой знаток истории Церкви в нашей стране, утверждает, что да, мол, мученический венец создавался довольно искусственно, так как трудно было разобраться, кто виноват, кто прав. Но следует сказать, продолжает профессор, что жизнь выдвигала и такие факты, которые иначе нельзя назвать, как эксцессами и злоупотреблениями. [70] Злоупотреблениями большевиков своей властью, разумеется.
Впрочем, профессор видит в этих злоупотреблениях неизбежность, создавшуюся послереволюционными условиями. [71]
Тысячи мучеников. Кровь страдальцев за веру и Церковь, пролитая на улицах Петрограда, Москвы, Ярославля, Тулы, Харькова, Киева и других городов, казалось бы, должна вопиять от земли к небу и цементировать Русскую Православную Церковь для противостояния большевистским поползновениям, укреплять ее усилия по утверждению святынь, народного духа. Но, нет: скоро вообще забыли об этих мучениках.
Печально, что за редким исключением ни один священник, стоящий у престола, не помнит той крови погибших мучеников, удушенных, замученных, расстрелянных. [72]
Грубая сила и хитрое коварство, положенные в основу самого советского строя, в полной мере были опробованы в его отношении к Церкви.
Положение, при котором у огромного многомиллионного церковного общества отсутствует право юридического лица, напоминает собой в какой-то мере положение первых христиан, поставленных римской властью вне закона. Местная власть может ориентировать себя по отношению к Церкви как ей заблагорассудится
Лишь в какой-то мере этот произвол сдерживают международные усилия по соблюдению прав и свобод личности.
Верующих людей травят в советской печати, но не было случая, чтобы опубликовали опровержение, или чтобы обращение к органам власти дало какие-либо результаты, даже в тех случаях, когда клевета совершенно очевидна. [73] На периферии самоуправствуют уполномоченные Совета, которые в прямое нарушение Конституции снимают с регистрации неугодных им священнослужителей
Практика коммунистического отношения определяется все тем же, самым демократическим законодательством
'Каждый гражданин может исповедать любую религию или не исповедать никакой', - гласит Конституция.
Что дает это на практике? Что значит это право, существующее во всех советских конституциях, а в действующей даже гарантированное?
Если человек верит в то-то и то-то, если он уверена правоте своих убеждений, то он просто обязан (это своеобразный категорический императив веры) пропагандировать свои идеи, приводить других людей к знанию, рожденному верой, которое он считает истинным. Иначе грош цена его убеждениям
Следовательно, с исповеданием веры теснейшим образом соединено проповедание ее, проповедание активное и непрерывное, в любом месте и во всякое время, т.е. миссионерство, религиозная пропаганда. Право исповедать, таким образом, предполагает и включает в себя право религиозной пропаганды Демократическое законодательство должно бы звучать в этом месте приблизительно так:
'Каждый гражданин имеет право исповедовать любую религию и вести религиозную пропаганду', или 'Не исповедовать никакой веры, или быть атеистом и вести атеистическую пропаганду'.
Некоторые советские конституции 1918-го года предоставляли право религиозной пропаганды. Конституции РСФСР, БССР, Азербайджанской ССР, Туркменской АССР признавали это право наряду с правом большевиков вести антирелигиозную пропаганду 'За всеми гражданами признается право пропаганды религиозных учений' [74]
Но очень скоро государство убедилось, что при наличии религиозной пропаганды все их антирелигиозные потуги оказываются бесплодными.
И вот в 1929-ом году, вскоре после того, как Митрополит Сергий (Страгородский) и подобострастный ему Синод повели Церковь по пути так называемой лояльности, когда советы стали уверены, что ни одно их постановление, касающееся Церкви, не только не встретит сопротивления, но могли рассчитывать даже на одобрение, как бы гибельно оно ни было для Церкви, ненавистная для атеистов религиозная пропаганда постановлением ВЦИК от 18-го мая 1929-го года была исключена из конституционных прав, и все религиозные свободы были сведены к свободе 'религиозного исповедания'. При этом право антирелигиозной пропаганды было сохранено. Атеистический 'цезарепапизм' из области идей шагнул в жизнь.
Конституция 1936-го года. Сталинская, как ее называют, закрепила и углубила эти изменения. О свободе религиозной пропаганды - ни слова, кроме того, свобода исповедания была заменена свободой отправления культов. Право антирелигиозной пропаганды опять же сохранено.
Легко заметить, своеобразную девальвацию этого правового положения:
'Свобода исповедовать любую религию и вести религиозную пропаганду' (1918-ый г.)
'Свобода исповедовать любую религию' (1929-ый г.).
'Свобода отправлять религиозные культы' (1936-ой г.).
И тем не менее, атеисты как-то умудряются 'понимать ее' - видеть существование религиозной пропаганды в рамках удовлетворения религиозных потребностей. [75]
Для атеистической пропаганды - никаких рамок. Атеисты не отличают (или не хотят отличать) 'религиозную пропаганду' от
'отправления культов'. Кандидат философских наук некто А. Иванов пишет: 'Выражения 'свобода религиозной... пропаганды' (в ст. 13 первой Советской конституции) и 'свобода отправления религиозных культов' (в ст 124 конституции 1936-го года) по своему содержанию полностью совпадают (разрядка наша В.С.), являются идентичными. Под свободой религиозной пропаганды, о которой идет речь в конституции 1918-го года, понималась именно свобода отправления религиозных потребностей'. [76]
Поди узнай, как понимают атеисты общепринятые вещи. При этом считается, что всем гражданам предоставлена 'реальная и равная возможность исповедовать любую религию или быть атеистами' [77]
Уже давно была подмечена какая-то не русская конструкция этого конституционного положения, смысловой дисбаланс, если можно так сказать, который создает маленький союз 'и'. Почему-то конституция предоставляет право не только быть атеистом, но и вести антирелигиозную пропаганду, в то время, как свобода верующих ограничена только рамками отправления культа (обряда)
Статья же 124-ая прежней конституции в этом вопросе не лишена горького юмора. Она признает за всеми гражданами как свободу отправления религиозных культов, так и свободу антирелигиозной пропаганды. [78]
Не сочтем за труд сделать легкий семантический анализ этой конституционной статьи.
В общем-то здесь все ясно, конкретно, и не оставляет места двусмысленности и извращенным толкованиям. Но обратим внимание, как обыграна в ней действительная демократическая идея, оставив ложную иллюзию демократичности Сложным союзом 'как так...', требующим связи предметов или явлений одного порядка, в данном случае связываются совершенно разные вещи.
Как скоро за основной предикат взято 'религиозные культы', то он должен иметь союзным (в смысле связи в предложении) общим определением что-то вроде 'советского революционного культа', подразумевающего что угодно, включая 'религиозное' поклонение останкам Ленина, например, или 'паломничество' по местам, связанным с историей большевистского движения.
Если же речь идет об антирелигиозной пропаганде, то свобода совести, какой она должна быть, может быть достигнута только законодательно закрепленной свободой религиозной пропаганды в худшем и апологетикой и миссионерством - в лучшем случае.
Если у атеистов, как они считают, нет своего культа, то это их дело, но у верующих есть насущная потребность в религиозной пропаганде, поэтому конституция должна уравновешивать объем свобод,
