площади, переходило в ведение светских властей в государственных целях, то не могло быть и речи об использовании храма по назначению и он разделял судьбу остальной части здания, даже при наличии достаточного количества верующих прихожан, желавших посещать его.
Примечательна судьба церковных ценностей из закрытых (ликвидированных) домовых церквей.
При ликвидации домовых храмов при школах, в учреждениях, бывших военных церквей и т.д., в Саратове, например, образовался известный запас серебряных вещей, 'предназначенных исключительно для религиозных целей'. [8]
Группа прихожан Кирилло-Мефодиевской церкви обратилась в саратовскую комиссию по отделению Церкви от государства с просьбой предоставить часть этого серебра для нужд храма. В просьбе было отказано, 'так как серебро сдается в государственный банк'. [9]
При закрытии храма храмовое имущество распределяется примерно таким образом:
а) все предметы из платины, золота, серебра, парчи, драгоценные камни шли в государственный фонд и передавались в распоряжение местных финансовых органов или органов Министерства культуры, если эти предметы находились на учете последних;
б) все предметы исторической, художественной, музейной ценности передавались Министерству культуры и предназначались для музеев:
в) иконы, облачения, хоругви, покрывала и т.д., имевшие специальное церковное назначение, могли быть переданы другому религиозному объединению;
г) колокола, мебель, ковры, люстры и т.д. зачислялись в государственный фонд и передавались местным финансовым органам или органам Министерства культуры, если они находились на учете последних:
д) и только переходящее имущество, не имеющее особой ценности. Только ладан, свечи, масло, вино, воск, дрова, уголь, в случае сохранения религиозного общества, после закрытия молитвенного здания, изъятию не подлежали. (???)
Подлежащие закрытию молитвенные здания, не находившиеся под охраной государства как памятники культуры, могли быть использованы и переоборудованы для других целей или снесены. [10]
Что касается бывших 'бесприходных' монастырских храмов, которые уже в 'смутное и неустойчивое' время революции и гражданской войны оказались захваченными (занятыми) каким-либо светским учреждением, то открытие таких храмов всецело зависело от местной власти.
Практически процесс этот оказался необратимым. Даже по свежим следам. [11]
Судьба таких храмов была решена окончательно и бесповоротно.
Местная власть должна принимать во внимание религиозную потребность людей, но руководствоваться в действии она обязана исходя не из этой необходимости, а из материально- экономических нужд общества.
В 1919-ом году прихожане Новоспасского монастыря в Москве подали заявление, в котором указывали, что храмы Новоспасского монастыря все еще были не переданы 310 гражданам, желающим взять их в свое ведение. Из 7 храмов монастыря, только один был передан верующим. Если считать, что монастырь состоял из 7 отдельных храмов, то при 310 прихожанах более чем вдвое было достаточно, чтобы по договорам передать их верующим. [12]
VIII Отдел НКЮ ответил как обычно: 'Открытие бывших бесприходных храмов в монастырях, занятых советскими учреждениями, всецело зависит от местной советской власти, которая должна, конечно, принять во внимание необходимость удовлетворить в прежних размерах существующую потребность в религиозных обрядах той или иной значительной местной группы населения. Исторические и драгоценные вещи должны быть учтены местной властью при осведомленности Наркомпроса и в зависимости от их ценности и значения - вопрос о передаче их в руки верующих или в хранилища Республики должен быть решен по усмотрению властей и по целесообразности. Открывать же и передавать в пользование все храмы даже излишне, ввиду отсутствия потребности и неудобства такого совместительства Для находящихся в бывшем монастыре советских учреждений'. [13]
19-го апреля 1923-го года ВЦИК потребовал от местной (губернской или уездной) власти осмотрительного подхода к разрешению Дел о судьбе богослужебных зданий, находящихся в пользовании верующих. Но и в этом предупреждении была не забота о верующих или о храмах, не стремление сохранить храм в действии, а опасение собственных ошибок. Удерживая ретивую местную власть, всегда склонную к перегибам, от тактической ошибки безрассудного закрытая храмов, центральная власть лишь ограждала себя от возможных конфликтов с народом, в интересах которого она, якобы, действовала.
Согласно постановлению от 19-го апреля 1923-го года в отношении закрытия храмов, предписывался двоякий подход, исходя из мотивов, которые понуждали к таким действиям:
1) Расторжение договора с группой верующих, использующих здание и
2) Просто закрытие храмов и молитвенных домов.
На практике во всех без исключения случаях, расторжение договора означало закрытие храма. В то же время, закрытие храма (по любым мотивам и в любой форме) подразумевало расторжение договора с группой верующих, в пользовании которых находился этот храм.
Но и эти мотивы - еще не все, чем могла руководствоваться местная власть. Если нельзя закрыть храм по причине политической неблагонадежности священно-церковнослужителей или недостатка прихожан, то можно закрыть его в связи с хозяйственной необходимостью в этом культовом здании. На что имеется и соответствующий пункт законодательства.
Вне этих условий, то есть помимо выше упомянутых двух, закрытие храма, как правило, могло быть при наличии условий, указанных в циркуляре Наркомпоста от 3-го января 1919-го года (ст. 1) и в циркуляре НКВД от 28-го февраля 1919-го года, то есть, если в данной местности ощущается недостаток в зданиях и помещениях для жилищных, санитарно-медицинских, культурно-просветительных и т.д. целей. [14]
Местная власть, закрывая храм, должна была учитывать ('тщательно должны быть приняты во внимание', говоря словами соответствующего постановления) и религиозные интересы верующих, их привычки, статистические данные о количестве населения, пользующегося закрываемым храмом, о вместимости ближайших храмов, их отдаленности от данного района.
О, если бы лишь некоторые из перечисленных обстоятельств с самого начала принимались на практике во внимание, то вся Россия так и осталась бы стоять 'под куполами'. Разве когда-либо, власть, закрывая храм, учитывала религиозные интересы населения, пользующегося храмом? Назовите хотя бы один случай, когда советская власть, закрывая храм, приняла во внимание, что к ближайшему (от закрываемого) храму по меньшей мере десяток, а то и больше, верст при отсутствии всякого транспорта.
Жалобы на губисполком по вопросу о закрытии храмов могли быть рассмотрены только ВЦИКом или президиумом ВЦИКа, [15] до которых простым смертным было не пробиться.
Советское законодательство 'о культах' предусматривает и случай постройки нового храма. [16] Собственно, ничего в этом удивительного казалось бы нет. Везде строят. Всегда строили.
Во всех странах мира строятся новые храмы и монастыри. 25 лет подряд (первая четверть нашего столетия) в США, например, ежедневно в среднем строилось 5 новых храмов. За 25 лет было построено 46.159 храмов, что составляет 1846 храмов в год.
В одной южной Германии за десятилетний период после 1917-го года было построено 800 новых храмов. Количество монастырей увеличилось на 814. [17]
И у нас (теоретически) вроде бы можно. Конечно, положение не такое, как писал митрополит Киевский Иоанн, утверждая, что 'каждая церковная община может приобретать помещения для церкви, строить новые храмы и дома для священнослужителей, организовывать свечные заводы,
беспрепятственно производить колокольный звон'. [18] Это явная ложь. Но 'теоретически' вроде бы можно строить.
Необходимо соблюсти лишь общие для возведения сооружений технико-строительные правила. Гарантия, что строительство храма будет закончено - достаточная денежная сумма, которую религиозное общество откладывает депозитом в банк и которая расходуется по мере строительства.
Новые церкви и молельни могут быть открыты и построены в отдельных изолированных (храмы это или карантинные заведения?) местах, если нет там у верующих иного места для отправления религиозных потребностей. [19]
