Оба полка в панике побежали к Нарве. Их стремительный отход поставил в тяжелое положение соседний Сводный рабочий отряд. Командир отряда запросил помощи у Дыбенко, который тотчас приказал Стальному отряду и латышам Беманса оказать помощь атакованным частям.
Стальной отряд был поднят по тревоге. Вдали слышалась артиллерийская пальба, затем раздались пулеметные очереди и ружейная перестрелка. По проходящему невдалеке шоссе вскачь неслись в тыл армейские двуколки и артиллерийские запряжки. Блохин попытался узнать у бегущих, что происходит на фронте, но так и не мог добиться вразумительного ответа.
Лыжники-разведчики во главе с Ореховым немедленно были отправлены в сторону фронта с заданием выяснить обстановку.
Получила указание подготовиться к немедленному выступлению и Повалихина, у которой уже готовился обед для бойцов отряда. Возмущенная женщина сейчас же отправилась к Блохину.
— Что ты делаешь, командир?! — подбоченившись, затараторила она. — Всю ночь у меня не спали повара и каптеры, приглядывали за кашей да щами. И на тебе, пожалуйста, выворачивай все вон! Мы на это не согласны! Отгонят немца — и вы сами же есть запросите. Чем тогда я вас накормлю?!
— Обстановка такая, Матрена Спиридоновна, что, того и гляди, угодят твои котлы к немцам, — пожал плечами Блохин.
— Маркел Яковлевич, поддержи меня! Ваш командир, видать, со сна немца дюже испугался, — обернулась Повалихина к Прахову, который с улыбкой слушал гневные речи своего начальника снабжения.
— Повалихина права, Филипп Иванович! Котлы всегда выворотить успеем, с этим торопиться нечего, — согласился комиссар. — Я предлагаю, пока вернется Орехов, накормить людей. Только поскорее надо действовать…
— В момент! — обрадовалась Повалихина и грузной рысцой побежала к кухням.
К Стальному отряду прискакали верхом Беманс и его комиссар Калберзинь.
— Вы уже готовы к выступлению?! — удивился командир латышских стрелков. — Узнаю Стальной отряд… По-видимому, немцы внезапно атаковали нашу «кадровую» пехоту. Солдаты в темноте не разобрались, в чем дело, перетрусили и побежали!..
— Как же это так? — развел руками Петров. — Рубеж обороняли кадровые пехотные полки с опытным командным составом. Неужели они так перетрусили?
— Полки эти больше несли охранную службу, чем воевали. Большинство солдат — белобилетники, маменькины сынки да шкурники-спекулянты, — пояснил Беманс.
— И парторганизация у них слабая и малочисленная. Преданных революции офицеров в полках почти нет. Большинство из них, вероятно, перебежало к немцам, и сами они способствовали развитию паники среди солдат. Мы выслали лыжников задерживать бегущих на дороге и отбирать у них оружие, а то они его по дороге побросают, — добавил Калберзинь.
По шоссе в сторону Нарвы по-прежнему в беспорядке мчались повозки, отдельные артиллерийские запряжки, санитарные двуколки, крестьянские подводы. По обочинам шли в одиночку и группами солдаты, то и дело оглядывались назад, откуда доносились гулкие артиллерийские выстрелы.
— Надо бы и нам задерживать бегунов. Народ в страхе не помнит сам себя и бежит куда глаза глядят, — решил Блохин. — Эй, Фесин! Бери своих прокатчиков и задерживай бегунов!
Красногвардейцы стали останавливать бегущих. Обозы после осмотра пропускали дальше, а одиночные орудия и зарядные ящики задерживали и сворачивали с дороги. Бегущих солдат отправляли под конвоем в соседнюю деревню. Кто-то из задержанных попытался сопротивляться и даже угрожать оружием. Но с такими быстро справлялись.
— Куда вас несет? — кричал бегущим Фесин. — Красный Петроград собираетесь отдать немцу? Революции изменить хотите? Социалистическое Отечество в опасности, а вы, заячьи души, шкурничаете!
Некоторые злобно огрызались. Другие смущенно оправдывались:
— Сила-то у него большая, а мы почти с голыми руками!
— У нас силы не меньше, чем у немца! — убеждал Фесин. — За нами весь рабочий класс, все бедное крестьянство. Нас куда поболе, чем немцев. Немцам надо бояться нас, а не нам их!
Группа солдат, руководимая верзилой фельдфебелем, отказалась идти в деревню.
— Никуда мы не пойдем! — орал верзила фельдфебель. — Хватит, навоевались! Домой пора!
— Да ведь Питер немцы захватят, дурная твоя голова! — доказывал Орехов.
— А на черта нам сдался твой Питер?! — отмахнулся фельдфебель. — Да под немцем лучше жить, чем под большевиками…
Стоя в стороне около дороги, Саня молча наблюдала за происходящим. Девушка все еще тяжело переживала утрату Андрея. Лицо ее осунулось, на нем появились жесткие морщинки, придававшие лицу суровое выражение.
Вид отступающих в беспорядке солдат и особенно наглая разухабистая фигура паникера-фельдфебеля вызвали в Сане глубочайшее возмущение. Она сравнивала его поведение с героическим поведением Андрея и с большим трудом сдерживала гнев.
— Давай, ребята, поворачивай в деревню, — спокойно убеждал бегущих солдат Фесин.
— Прочь с дороги! — злобно ощерился фельдфебель. — Иначе стрелять буду. Вы тут в тылу отсиживаетесь, а мы за вас кровь проливали…
Эта его наглость окончательно взорвала Саню. Не помня себя от ярости и гнева, она шагнула вперед, оказавшись перед фельдфебелем.
— Что с ними церемониться, товарищ Фесин! — звенящим от волнения голосом крикнула девушка. — Наши лучшие люди отдали свою жизнь в борьбе с немцами, а эта трусливая сволочь предает дело революции, да еще смеет грозить нам оружием! Товарищи, этого терпеть нельзя. Таких изменников и предателей революции надо уничтожать на месте. Смерть всем трусам и шкурникам!
— Правильно девка говорит! Пустить тут же всех в расход, и этого верзилу в первую очередь! — поддержали Саню рабочие.
— Ах ты, стерва! Это нас-то в расход?! Я тебя саму пущу в расход! — Фельдфебель рывком вскинул винтовку, целясь в Саню.
Орехов стоял неподалеку от Сани, любуясь ею, с восхищением и одобрением слушая ее пламенную речь. Едва фельдфебель поднял винтовку, как Орехов схватил ее за дуло. Раздался выстрел, но пуля пролетела мимо Сани. Девушка охнула. Тогда Орехов вырвал ружье из рук фельдфебеля и, обернув его прикладом, что есть силы ударил бандита по голове.
— Я тебя научу, как стрелять в неповинных людей!
Фельдфебель покачнулся, но устоял на ногах.
— Вяжи его, ребята, мы сейчас его по всем революционным законам расстреляем! — обратился Орехов к рабочим.
Фельдфебелю скрутили руки.
— А ну, марш вперед! — скомандовал Орехов, замахнувшись на него штыком.
— Братцы! Да что ж это такое? По какому праву с нами так обращаются?! — срывающимся на визг голосом заорал верзила.
— Иди, шкура! — повысил голос Орехов и отпел штык для удара.
— В чем дело? — спокойно спросил подошедший Беманс.
Несколько рабочих, перебивая друг друга, рассказали о том, как фельдфебель чуть было не застрелил Саню.
Беманс рывком выхватил наган и, не целясь, выстрелил в верзилу.
— Так будет со всяким, кто изменяет делу революции! — ровным, громким голосом, четко выговаривая слова, сказал он. И, сунув наган в кобуру, не глядя на убитого, неторопливо направился дальше.
Солдаты, не ожидая напоминаний, сами зашагали к деревне.
— Сурьезный командир! — не то со страхом, не то с одобрением проговорил один из них.
— В военное время так и надо! — ответил пожилой рыжебородый солдат. — А о Витьке-фельдфебеле никто не пожалеет — шкура был, немало над нашим братом поиздевался…
Как только Орехов снова вернулся к шоссе, к нему подошла Саня и застенчиво поблагодарила за свое
