— У семи нянек дитя…
Но мою добропорядочную пословицу перебили скабрезным и непристойным каламбуром…
— У семи нянек шустрое дитя сосет сисю по очереди! — со смехом заявил Иваныч. — Вот так-то…
Меня же такая перспектива совершенно не устраивала:
— Я больше Вовка допускать к группе не дам! В составе всей роты пусть проводит свои политико- воспитательные мероприятия! У него по два часа в пятницу и вторник… Ну и в воскресенье пусть их развлекает всякими конкурсами и шарадами…
— Кроссворды всей ротой пусть разгадывают! — расхохотался Пуданов и мечтательно взглянул в потолок. — Какая красота настанет! Все солдаты сидят на табуретках в колонну по четыре, а умный замполит им слова зачитывает… И никаких тебе залётов по выходным… Никаких ЧеПе…
— Слушай! А чего это мы тут лясы точим?! — всполошился я. — А наш обед?!
Мой натруженный за день организм требовал очередной дозаправки. Ведь работать предстояло ему аж до самой ночи…
— У них там на кухне что-то сломалось. — успокоил меня ротный. — Попозже пойдём.
Но мы отправились в офицерскую столовую пораньше, чтобы успеть пообедать в числе самых первых. Хлопот и забот во второй половине дня имелось предостаточно.
По возвращению в роту я занялся организацией обязательного процесса чистки оружия. Иваныч же пошёл любоваться установкой двери в долгожданную каптёрку. Самое ценное указание было сказано им как нельзя кстати…
— А ушки для замка где? — доносился голос ротного командира. — Какая же это каптёрка без замка? Такого в принципе не существует! Это проходной двор будет, а не склад имущества подразделения!
Во второй палатке уже не требовалось моего личного присутствия, так как солдаты могли драить ёршиками каналы стволов и под присмотром сержанта Бычкова. Поэтому я пошёл на возмущённые возгласы Пуданова.
Ротная каптёрка действительно оказалась готовой к дальнейшей её эксплуатации по прямому назначению. Но не хватало самого главного — запирающего устройства с одним-единственным ключом… Который должен постоянно находиться в кармане командира подразделения.
— Вот это да! — не удержался я от похвалы. — Лепота!
Слева от входа были сделаны трёхярусные стеллажи, пока что пустые… Вся поверхность пола оказалась выровнена слоем щебня, тоже ещё не загаженным грязью. Аккуратный люк возвышался на пять сантиметров, предательски обозначая наличие в первой роте обшитого досками подвала… Временно незаполненного продуктами питания…
— А почему люк видно? — спросил я. — Надо же было сделать его незаметным. Слышишь, Саня?!
— Да вчера тут Каменнюка лазил. — ответил мне с горестным вздохом Иваныч. — Заглянул сюда и заметил подвал. Сказал, чтобы вход был хорошо виден…
От навалившейся досады я тоже выругался. Военной тайной теперь здесь и не пахло. Скоро все начальнички узнают про наш подземный склад и от желающих его проверить теперь отбоя не будет…
Командир роты также переживал именно об этом:
— Жалко! В случае необходимости была бы у нас ротная заначка…
— Да… — подтвердил я. — Но… Можно и в другом месте её соорудить!
— Где? В палатке? Вопрошал командир.
— Мы же с тобой как-то обдумывали построить бунгало! — напомнил я. — Помнишь? Ну, чтобы у командира роты имелась отдельная комната, и кубрик для командиров групп… Топиться будет одной печкой. И всё под твоим контролем. Вот на пепелище командирской палатки и можно это бунгало строить…
Александр Иванович задумался, просчитывая в уме все трудозатраты и возможный эффект.
— Русин! Сколько, ты говоришь, там блоков осталось? — обратился он к стоявшим неподалёку военным строителям.
— Ну… — помялся в нерешительности контрактник. — Я точно не знаю.
— Да не бойся! Это другие будут строить. Вы свою работу сделали! И очень хорошо…
Эти слова командира роты заметно приободрили старшего строителя. Так что он ответил нам быстро и откровенно…
— Там ещё на один Урал хватит. Это уже подготовленные блоки. Ну, и в кладке ещё столько же наберётся. Только их выковыривать надо.
Майор Пуданов обрадовался и сразу же принял соответствующее решение.
— Отлично! Сейчас я договорюсь насчёт второго рейса! Надо будет все готовые блоки сюда привезти! — с азартом произнёс Пуданов. — Сколько людей надо на их погрузку?
Последний его вопрос ещё больше обрадовал контрактников. Возиться с тяжёлыми глыбами им уже надоело.
— Хватит четырёх! Двое в кузове принимают и двое подают с земли!
— Хорошо! Возьмите их из третьей палатки! — распорядился ротный. — Давайте побыстрей, а то стемнеет…
При таком развитии обстановки я никак не смог удержаться от соблазна «урвать кое-что» и для своей группы.
— Мы тоже поедем! — сказал я. — Нам нужны чугунные колосники и верхняя плита с кольцами… Мы в палатке другую печку сделаем… А то эти буржуйки много дров жрут…
Командир не возражал и я пошёл к своей группе. Вообще-то старшим машины был прапорщик Меркулов, но мне так не хотелось просить его о чём-либо. Я с Бычковым и двумя-тремя разведчиками преспокойно разместимся на бронетранспортёре охраны и уже на месте сами найдём что нам нужно…
Через тридцать минут мы уже прибыли в заброшенный дачный кооператив. Четверо фазанов стали загружать кузов известняковыми блоками, выдирая их из основания внушительной кучи. Я с двумя бойцами и Бычков с одним пошли осматривать местные достопримечательности.
За несколько месяцев до первых набегов «ханкалинских варваров» эти дачи подверглись массированному артиллерийскому обстрелу. Некоторые домики сгорели полностью или частично. Об этом свидетельствовали пепелища и чёрные следы копоти над оконными проёмами… Какая-то часть строений оказалась разрушенной в результате прямых попаданий снарядов и теперь чудом сохранившиеся стены с остатками крыш поочерёдно демонстрировали нам сквозь огромные проломы своё убогое внутреннее сиротство. В одном таком крепком кирпичном доме боковая стена была как будто отрезана острым ножом от всего здания и теперь стало возможным рассматривать содержимое комнат прямо с улицы. Остатки белого абажура с цветочками, пыльные обрывки занавесок, пожелтевшие фотографии артистов да разорванный настенный календарь за тысяча девятьсот уже неизвестно какой год… И на полу мусор, хлам, тряпьё и прочие останки когда-то мирной жизни этого дома…
Мне даже показалось, что полностью разрушенные дачи и то выглядят не так грустно. Огромные кучи битого кирпича вперемешку с обломками шифера, кусками деревянных балок и оконных рам, с торчащими в разные стороны металлическими трубами или уголками… Все эти развалины казались одинаковыми и отличались только размерами… И сейчас эти останки жилых домов представляли собой обычный строительный мусор… Только и всего…
Это год назад здесь текла вполне мирная жизнь: работали на участках люди, собирали урожай и закатывали его в стеклянные банки, затем укладывали на полки эти соленья, варенья да маринады, готовили пищу на крохотных кухнях и отдыхали на старенькой мебели… Но мирной жизни вскоре пришёл конец… Сперва эти дома были разрушены безжалостным и главное бессмысленным огнём артиллерии, а затем они оказались разграбленными военными и гражданскими мародёрами…
«А теперь ещё и мы сюда повадились!» — мысленно покаялся я и вполголоса выругался…
Война диктует своим участникам очень жёсткие правила. Именно поэтому солдатам и офицерам порой… Буквально приходится делать такие вещи, на которые они никогда бы не пошли в мирной обстановке…[33]
«Ведь не мы приняли решение навести здесь «конституционный порядок»! И эта чеченская война началась со всеобщего молчаливого согласия… Моя хата с краю — ничего не знаю… Все так думают поначалу… А вот когда клюнет жареный петух… Да ещё именно того обладателя «хаты с краю»!.. Тогда уже бывает поздно… И таких бедолаг постепенно становится всё больше и больше.»
