главнокомандующим нашей роты была спланирована боевая операция с внезапной вылазкой отряда добровольцев в близлежащие дачные кооперативы, где можно было в почти что спокойной обстановке «раздобыть» необходимый стройматериал. Прикрытие с воздуха не планировалось, но ради столь благих целей командованием выделялось два бронетранспортёра для личного состава и один Урал, куда и следовало тайно загружать награ… В общем добычу! То есть «случайно найденное на дороге…» То есть блоки, доски, гвозди и что-нибудь ещё!
До этой командирской задумки прапорщик Меркулов ходил через день в наряды и в основном начальником караула, чем на мой непредвзятый взгляд приносил единственную пользу нашему оборонному ведомству. Но командование теперь решило, что прапорщик нынче горазд и на большее, чем караульная лямка…
— Ну, не поеду же я сам разорять мирные чеченские дачи! — со смехом оправдывался военачальник с майорскими звёздами. — Контрабасов нельзя ставить старшими на машины. А прапор будет в самый раз…
— Да тут пешком можно ходить на эти дачи! Всё же рядом! — возмущался я. — Ещё технику гонять! Еле-еле один БТР восстановили…
Моё убытие в наряд означало полнейший отрыв от основных насущных дел на полтора суток. С обеда я должен готовить личный состав к заступлению в караул, вечером принять это так сказать боевое дежурство, и только после ужина следующего дня могу возвратиться в роту… Чтобы без задних ног упасть на свою холодную кроватку и беспробудно заснуть до самого утра… И вообще! Без каких-то четырёх-пяти часов это займёт почти двое суток…
Но ротный оказался упрям и неумолим:
— Мне эта каптёрка уже по ночам снится! Вместо жены!.. Представляешь, да?!.. До чего меня эта служба довела. А ты тут!.. «А кто будет дембелей контролировать?!» Ну… Осталось совсем чуть-чуть… Так что крепись… Всем сердцем!
Вот так и пришлось мне отправиться со своими дембелями выполнять боевую задачу по охране и возможно даже обороне не только подконтрольных объектов, но и всей части. «Скреплённое» по совету ротного сердце билось вполне спокойно, ботинки привычно хлюпали по грязной жижице в парадном шаге, правая ладонь поднесена к виску и голова повернута в приветствии дежурного по части… а душа-то рвётся обратно… На волю вольную да в роту родненькую…
И ведь всё-таки настало моё неизбежное появление в караульном помещении… Это были две комнатки на углу всё того же двухэтажного здания, в котором размещались и штаб с его полуслужебными и полужилыми помещениями, и центр боевого управления, и офицерская столовая на втором этаже.
Такое близкое соседство с кафе «Командирское» меня всё равно не порадовало и я без всякого «энтузиазизьма» принялся за обычные начкаровские дела. К ещё большей моей досаде старым начальником караула оказался такой же прапорщик, как и мой заместитель. Правда, гораздо упитаннее.
— Прапорщик Карпенко! — представился он. — Можно просто Эдик!
Я пожал протянутую навстречу руку и тоже назвался очень кратко:
— Алик! Ну, давай что ли… Сдавай караул. Моя первая смена уже готова.
Он не стал упираться и сразу же оделся для совместного похода по всем постам. Вскоре мы потопали в темноту по раскисшей асфальтовой дороге. Я уже в принципе представлял где какие находятся посты. Но мне казалось, что со старым начкаром будет легче вникнуть во все нюансы и детали местных караулов.
А прапорщик Эдик шёл рядом и болтал языком без умолку, рассказывая мне всё что нужно и не очень. Видимо он за время караула успел здорово соскучиться по неслужебному общению и теперь это упущение восстанавливал легко и быстро. Хоть мы и встретились с ним впервые, но спустя пятнадцать минут я уже многое знал и о третьей роте, где он служит, и о нашем батальоне, куда он недавно перевёлся, и о своем недавнем разводе… Эта «семейная» тема мне также была близка и мы мгновенно нашли общий язык…
Мы уже прошли палатки и затем повернули налево за одноэтажное здание. Тут совсем рядом друг с другом находилось два поста: один часовой ходил вокруг палаток с боеприпасами, а второй картинно вышагивал вдоль дверей и ворот складов продслужбы, вещевой службы и чего-то ещё. Шумаков в качестве разводящего повёл моего часового сначала на первый пост, где две палатки были огорожены несколькими рядами колючей проволоки. Затем он заменил часового на втором посту.
Потом вся наша караульная «шатия-братия» двинулась дальше. В пустом и тёмном автопарке у самых ворот маячила одинокая тень, которая сразу же поспешила к нам. Это часовой пребывал в большом нетерпении того счастливого момента, когда и он покинет свой опостылевший пост. На этом сдача постов практически закончилась.
Но ещё оставался четвёртый пост, который имел статус ночного. Здесь часовые выставлялись только в тёмное время суток. Это был скорее наблюдательный пункт, размещённый в полуразрушенном здании на самой окраине нашей части. От когда-то большого дома теперь оставались лишь две наружные стены, но зато тут имелся небольшой наспех сколоченный помост, откуда часовой тайно обозревал в ночной бинокль окрестные просторы.
Отправив своих бойцов в караульное помещение, прапорщик Эдик прошёлся вместе с нами до четвёртого поста. Он рассказывал много интересного вообще и попутно объяснял мне особенности несения караульной службы на этом засекреченном рубеже охраны и обороны.
— Когда снег мокрый идёт или дождь моросит, здесь бойцы иногда безобразничают. Костерок запалят или же могут смыться в казарму РМО, чтобы там погреться. Навесик тут есть, но очень слабенький. Ты их лучше сразу в ОЗК одевай.
Я внимательно оглядел весь «четвёртый пост» и почему-то не стал влезать на это шаткое сооружение, чтобы самому осмотреть близлежащие подступы. Достаточно было доклада часового, что всё вокруг нормально.
И через два часа, когда мы пошли по всем постам уже со второй сменой, я вновь не стал рисковать своим здоровьем. Ведь на четвёртом «посту» всё было в порядке! Во всяком случае таков был смысл рапорта, когда в голосе солдата слышались и нотки затаённой радости, и некоторая дрожь от ночного холода. Тем временем мой следующий караульный осторожно влез наверх, чтобы после устного доклада превратиться в часового на очередные сто двадцать минут.
— Пойдём-ка проверим БТР с Дубовским! — распорядился я. — Показывай дорогу.
Рядовой Шумаков знал все окрестности гораздо лучше меня и поэтому он повёл нас напрямую к бронетранспортёру боевого охранения. Идти пришлось то по узкой тропке, то сквозь заросли бурьяна…
— Тут растяжек нет? — спросил я на всякий случай.
— Да вроде бы нет. — ответил Шум. — Пока ещё никто не подорвался.
Меня совершенно не прельстила возможность оказаться первопроходцем в этом увлекательном деле… Да и рассказы местных старожилов никак не давали покоя…
— А где же тогда подорвались двое минёров?.. — уточнил я. — Мне рассказывали…
Шумаков был в курсе всех военно-полевых историй и потому отвечал почти сразу:
— А это за четвёртым постом. Они хотели мину снять… Днём!.. Не повезло…
— Да уж… — проворчал я, стараясь по-прежнему идти след-в-след…
Вскоре мы добрались до нашего бронетранспортёра, который расположился в большом окопе и размеренно-приглушенно тарахтел двигателем. Мы постучали несколько раз прикладом о броню и стали ждать появления боевого охранника с фамилией Дубовской. Прошла минута… Затем другая… Все люки оставались плотно задраенными…
— Может он угорел внутри? — встревожился я. — Стучи сильней!
От решительных ударов по всему бронетранспортёру шёл громкий гул, но изнутри стальной коробки никто не показывался. Зато у нас запищала радиостанция и часовой четвёртого поста доложил о подозрительном и странном шуме по левому флангу.
— Отбой! Всё нормально! Это мы… — передал ему Шумаков.
Один из караульных влез на крышу и стал каблуками долбить в люки. Сбоку в борт барабанило два автоматных приклада. Но все усилия оказались безрезультатны.
— Дуб! Сука! Открывай! — внезапно заорал караульный.
Его слишком уж агрессивную реакцию можно было понять без особого труда. Ведь караульный отстоял целых два часа в таком холоде да ещё и на ветру… После чего ему очень даже хотелось побыстрее попасть
