Я сильно колебался, не желая неприятностей ни солдату арестованному, ни самому себе. Прапора конечно было жалко, но ведь он сам прокололся… Воровство случается и на войне. Но со всеми такое может случиться… Может действительно сам отдаст… Ведь прокуроры долго мусолить не будут свои бумажки…
После короткого раздумья я решил согласиться на беседу прапора с арестантом, но поставил жёсткие условия.
— Хорошо! Но сейчас пишешь мне расписку, что взял его для мирного урегулирования… И обязуешься не причинять ему телесных повреждений. При возвращении я сам его осмотрю и если что-то обнаружу… Синяки, ушибы или ссадины, то сам напишу рапорт… Согласен?
— Да ничего с ним не будет! — моментально согласился прапор. — Напишу тебе всё, как ты скажешь.
Такое его поведение вселило в меня некоторую уверенность в том, что солдату не будет причинён физический ущерб. Мы пошли ко входу в караулку, где мне вынесли по просьбе мою офицерскую сумку. При свете лампочки прапорщик написал нужную мне расписку. Причём слово в слово под мою диктовку и очень разборчивым почерком. Всё подытожила его подпись…
Подозреваемого растолкали и вызвали наверх. Увидев пострадавшего прапорщика, он естественно не хотел с ним никуда идти. Но мнение бойца уже мало кого интересовало. Прапор для пущей надёжности взялся мёртвой хваткой за рукав солдата и они быстро скрылись в темноте по направлению к третьей роте.
Через час они должны были возвратиться и я ждал этого момента в большом нетерпении…
Но они прибежали… Вот именно прибежали! И через тридцать минут… Счастливый прапорщик был на седьмом небе…
— Вернул! Почти всё! Только двухсот тысяч не хватает… Говорит, что на водку потратил. Гадёныш… Ведь в земле всё зарыл. Около бани…
Такой поворот разумеется был приятен. Всё стало на свои места. Но меня интересовало другое…
— Тебя били? — спросил я бойца, внимательно глядя ему в глаза.
— Н-не-е-ет-т. — с некоторой дрожью в голосе ответил он.
Вид у него был подавленный и измученный. В глазах стояли слёзы…
Я чувствовал, что он не врал мне. Но всё-таки приказал ему:
— Заходи в караулку! Раздевайся!
— Алик! Да ты чо?! — расхохотался прапор, ещё балдеющий от своего внезапного счастья. — Да не бил его никто…
Вороватый солдат тоже помотал головой:
— Не би-ли ме-ня.
— И ничего плохого не делали? — недоверчиво спросил я и опять посмотрел ему в глаза.
— Ни-че-го… — ответил он и опять затряс головой.
— Да я же говорю, что ничего не было… — вмешался прапорщик. — А завтра мы его отсюда заберём. Ротный приказал…
— Ну, ладно. — сказал я и потом приказал своему караульному. — Опускайте лестницу. Пусть он вниз сойдёт…
Когда солдат оказался на дне ямы и лестницу вытянули наверх, радостный прапорщик стал со мной прощаться. Я уже вернул ему расписку, которую он тут же поджёг зажигалкой и бросил догорать на землю.
— Ну, вот и всё! — облегчённо вздохнул он. — Чики-пики… А то мне моя невеста не простила бы…
Я молча пожал ему руку и ещё смотрел ему вслед. Теперь он чувствовал себя легко и свободно. Шёл он твёрдой походкой… Не то, что раньше…
Когда он отошёл метров на двадцать, я внезапно спросил его вдогонку:
— Так что же было?
Прапорщик услышал мой голос, резко развернулся и быстрым шагом вернулся ко мне. Довольный своей жизнью он наклонил голову к моему уху.
— ТА пятьдесят семь! — полушепотом выдохнул он.
— Как это? — не понял я сначала. — Телефоном что ли?
Но тяжеленным аппаратом бойца-вора не били.
— На телефон его «посадили»! — продолжал признаваться прапор. — Один крокодильчик за язык, а вторым залупу прищемили… Ну, и прокрутили ручку пару раз… И всё!.. Сам сознался…
— Ах, вы, живодёры… — разочарованно произнёс я. Тогда всё понятно…
— Алик! А хули нам оставалось делать? — усмехнулся потомок папаши Мюллера. — А если бы его отсюда увезли? Он бы никогда сюда не вернулся и денежки просто сгнили в земле. А если бы его прокуроры раскрутили? Кому они достались бы?…
— Понятно. — сказал я. — Ну, ладно. Всё нормально…
Потенциальный жених, осчастливленный обычным военным телефоном, скрылся во мраке ночи. Я вернулся за своё место и ещё с полчаса пребывал в непонятном мне настроении. Вроде бы помог молодому прапорщику вернуть его же деньги, заработанные здесь потом и нервами… А с другой стороны, солдатик подвергся пытке электротоком…
«Чуть было не назвал его невинным солдатиком! Сам же и виноват… И как только я не догадался заранее?»
Предназначенный для связи в полевых условиях военный телефонный аппарат ТА-57 имел сбоку небольшую ручку, которая при вращении передавала крутящий момент на маломощный генератор, в свою очередь вырабатывавший электрический ток. Его-то и хватало на то, чтобы на другом конце телефонного провода загудел другой аппарат ТА-57. Благодаря этому электротоку подзаряжалась аккумуляторная батарея, которая создавала всё необходимое для нормальной телефонной связи. Создаваемое генератором электрическое Напряжение не превышало и тридцати вольт. А сила тока мне даже и не была известна…
Но кое какой жизненный опыт в данной области у меня уже имелся. Поскольку мне очень даже хорошо запомнилась шуточка командира взвода связи Лёхи Петракова, когда он предложил мне «просто подержать» два оголённых провода… Невинненько торчащих из военно-полевого телефона! Лично мне тогда хватило и одного поворота ручки… И всё равно сила тока мне осталась неизвестной. Однако по этому поводу я почти не переживал и на подобные опыты меня больше не тянуло.
А сейчас мне пришлось убедиться в том, что сила тока в этом телефонном аппарате всё-таки огромная… Поскольку моментально развязала язык чрезвычайно упёртому солдату, который уже отсидел на «губе» почти шесть суток и которому всё ещё было чем рисковать… Да и молодой прапорщик очень хорошо знал, ради чего он идёт на это…
Один я ничего не знал… И это меня огорчало, поскольку никогда не хотел быть обманутым… А тем более крайним.
«Ну и ладно! Всё же обошлось! А война ведь всё спишет… Или почти всё… Но в следующий раз… Вот фигушки им всем!»
Сейчас я очень искренне надеялся на то, что подобного этому «следующего раза» больше никогда не будет. Пусть они между собой сами разбираются, причём без любого моего участия… А то мало ли что…
Затем я достал тетрадь и ручку из офицерской сумки, некоторое время пытался пристроить её на своём столике, но из-за ограниченности пространства был вынужден поставить «планшет» на пол. На чистом листе написал четыре слова: «Здравствуй, моя длинноногая радость!»… И надолго задумался…
Мою Любовь (и именно Любовь с большой буквы!) звали Еленой, что с древнегреческого переводилось как Прекрасная… И она…[21]
И вот мои сладострастные мечтания оказались прерваны грубым стуком в дверь. Я медленно закрыл тетрадь с наполовину исписанным листом, отложил ручку и кивнул головой караульному, чтобы он впустил стучащего…
Солдат отодвинул засов, после чего чуть приоткрыл дверь… И тут… В караульное помещение ворвался «УЖАС, летящий на крыльях ночи»… То есть легендарный Чёрный плащ… То бишь замполит
