ответственное дело нельзя доверять всем подряд! Поэтому грузовички роты матобеспечения выполняли менее важные рейсы… Однако и в этих поездках видимо всем солдатам, крутящим свои баранки, повсюду мерещились «злые чечены с кинжалами в зубах»! То они ползли с обочин проколоть колёса Уралов, то исподтишка пытались нацарапать неприличное слово на левой естественно дверце, то спрыгивали с деревьев с диким криком и яростным желанием порубать в капусту брезентовый тент… Про ежедневные, порой ежечасные, а то и ежеминутные попытки озверевших врагов «зарэзать русского шофэра, чтоб он не ездил по моей Ичкерии» даже говорить не надо…
И только счастливая случайность была всегда начеку! Она постоянно помогала нашим доблестным водителям оставаться живыми в самых кровопролитных боевых ситуациях! И само собой подразумевается то, что после благополучного возвращения в родной автопарк надо же не только сотворить орошение «переработанной кровушкой» любимой стоянки, но и принять на Могучую грудь… Однако при слишком завышенной самооценке своих возможностей да при истрепавшихся вконец нервных тросах… Опрометчивое желание отпраздновать очередной и новый день рождения военного водителя практически всегда оборачивалось для него же самого весьма непредсказуемыми последствиями…
Вот именно поэтому… Чтобы пьяный водитель да ещё из дембельского состава РМО не причинил вреда здоровью себе любимому, а тем более молодым соратникам по автоделу… Чтобы не испортил казарменное имущество или же матчасть ротной техники… Поэтому вездесущий Чёрный Плащ приволок свою добычу к нам в караулку… Чтобы она, то есть жертва постепенно трезвела под чутким контролем начальника караула… Увы… Эта миссия выпала и мне…
По возвращению смены в караульное помещение выяснилось, что за время моего отсутствия это человекообразное существо стало постепенно превращаться обратно… То есть во всё того же военного водителя, но уже с заметно меньшей концентрацией алкоголя в организме, в крови и в дыхании. Проявились даже признаки внятной и членораздельной речи… И первыми словами воскресшего Гомо Сапиенса оказалось обращение в Организацию Объединённых Наций с просьбой защитить права как человека в общем, так и одного российского военного водителя в частности… Почему-то оно было адресовано мне…[22]
— А почему меня здесь держат? Насильно… И незаконно… Это нарушение… Моих прав…
Хоть он и оказался очень грамотным, но всё же положения Женевской Конвенции «О военнопленных» в данном случае применить не получалось… Ведь мы же свои… Так сказать…
Но я не стал выражаться высокопарным слогом, а ответил вполне обыденно и приземлённо:
— Если б мы тебя здесь не держали, то ты просто бы упал… И замёрз где-нибудь…
Мой «оппонент» медленно осознал смысл сказанного мной и со второй попытки всё-таки оторвался от левого дверного откоса…
— Видите?! Я же… Стою… — выдавил он, пошатываясь во всех направлениях.
Не успел я что-либо произнести, как его понесло уже к правому откосу, который впрочем выдержал напор могучего плеча. Мы с разводящим и караульным не удержались от дружного смеха. Самопроизвольно подгибающиеся колени водителя лишь добавили ещё бОльшую «изюминку» в общую картину…
— Чо вы… смеётесь? — недовольно пробурчал он.
Военного водителя продолжало штормить и я приказал вывести пьяного наружу под охрану часового…
— Смотри, чтобы он стоял тут и никуда не уходил. — предупредил я своего бойца. — если что, зови нас…
Я продолжил писать письмо и почти его закончил, когда в дверь снаружи поскреблись.
Это опять был он. Доблестный представитель роты материального обеспечения… Но в ещё лучшем состоянии. Пребывание на свежем и главное морозном воздухе явно пошло ему на пользу. Молодая и пока ещё здоровая печень в столь холодных условиях очень быстро переработала бОльшую часть алкоголя и сейчас данный организм чувствовал себя уже очень даже бодро.
— Ну, что? Змерз, Маугли? — полюбопытствовал я. — Или нет?
Как мне сейчас показалось… Мой слегка насмешливый тон явно не пришёлся по душе столь благородному индивидууму.
— Да мне без разницы… Где стоять… — пренебрежительно отозвался этот почти военнослужащий. — Хоть там… Хоть здесь.
Я подошёл к нему и, взявшись за вторую сверху пуговицу водительского бушлата, легонько помотал «туловище» влево да вправо. Он конечно попытался сопротивляться движениям моей руки, чтобы устоять, но безрезультатно… Его «могучее» тело послушно перемещалось то к левому откосу двери, то к правому… Ну, точь в точь телок-несмышлёныш…
Такое мотание из стороны в сторону естественно не понравилось представителю роты матобеспечения. Он даже попробовал мне угрожать…
— Не распускайте свои руки! — громко проворчал он с очень уж нехорошими интонациями.
Я усмехнулся и ещё пару раз покачал его туда-сюда. Настоящий командир ведь никогда не должен идти на поводу у солдат… Даже пьяных…
— И ты думаешь, что я так распускаю свои руки? Да? — тоже недобро ухмыльнулся я.
Военный водитель, даже не раздумывая, решил сменить тему разговора, чтобы перейти от силового фактора к другому…
— А я не понимаю вашего русского языка! — нагло усмехаясь, произнёс он.
Не знаю… Может ему не понравилось моё произношение, а может он вообще имел претензии к нашему великому и … (ах да! Могучим может быть только он!) Как бы то ни было, но опухшему водителю с фамилией Грицюк следовало дать быстрый и достойный отпор. И я не медлил…
— Та шо ты кажешь? Мабуть на ридной мове… побалакаем? — и после этих слов мои руки даже развелись в радостном изумлении, как при встрече истосковавшихся земляков на чужбине. — Ну, шо?
При этом я лишь доли секунды колебался, выбирая из слов «погутарим» и «побалакаем» самое подходящее. Насколько я понимал, первый вариант был ближе к казакам нашим и ихним восточным украинцам. А по своей фамилии Грицюк он относился кажется к Западенщине…
И всё же я не был «щирым вукраинцем». А моё краткое референтно-переводчицкое замешательство военный водитель принял за слабое знание столь увлекательного предмета «Ридна мова»… То бишь украинский вариант нашей «Родной речи».
— Не издевайтесь над украинским языком! — пренебрежительно высказался Грицюк.
Судя по всему этот пьяненький военный шОфер хотел было добавить что-то ещё… Однако же предпочёл смолчать.
Но я и дальше не подкачал своих однокашников по воздушно-десантному училищу:
— А шо так? Деж ридна вукраинска мова? Шож ты як москаль брешешь?
Он молчал с целую минуту… Может обдумывал ответ, а может не знал что и сказать… Так и не дождавшись от него любого слова, я перешел на наш родной военный лексикон…
— Шагом марш за дверь! Часовой! — скомандовал я сперва водителю, а затем и заглянувшему на зов подчинённому. — Не дай Бог, если этот байстрюк отойдёт от двери! Понял?
— Так точно! — ответил мне мой же дембель, уже имевший два «крестика».
Дверь за обоими захлопнулась и я сел на своё место. Заполнил постовую ведомость в графе о проведённых проверках несения службы. Сейчас я занимался очень даже привычным делом, но как-то автоматически. Неприятный осадок всё же оставался и мешал нормально себя чувствовать. Оборзевшего водителя конечно же следовало проучить, чтоб навсегда отбить у него охоту разделять командиров и офицеров по национальному признаку… Но не сейчас…
«Пусть протрезвеет окончательно… Вот тогда-то и проверим физическую подготовку этой «мазуты»…»
Через пятнадцать минут я выглянул за дверь. Военный водитель стоял, глубоко засунув руки в брюки.
— Звидкиля ж ты будешь, хлопче? — поинтересовался я.
Однако «хлопче» решил проигнорировать мой вопрос, а заодно и моё появление. Так и не получив от РМОшника хоть какое-нибудь ответное слово, я закрыл дверь и уселся за свой столик начкара.
В четыре часа военный водитель исчез…
