— До свидания, старичок!
У Шебашевского он сошел. Темень стояла в переулке. Саша держался ближе к заборам безмолвных домиков и уверенно шагал знакомой с детства дорогой.
Сзади негромко зашумел автомобильный мотор. Саша обернулся. От Ленинградского шоссе, мирно светя кошачьими зрачками прорезей в затемненных фарах, небыстро догоняла его полуторка. Саша остановился, чтобы проводить взглядом машину, но полуторка вдруг дико взревела и, резко выворачиваясь, ринулась на него.
Она промахнулась на несколько сантиметров: дыша бензинным перегаром, нос машины скользнул по Сашиному бедру и с треском сокрушил забор.
Выигрывая время, Саша кинулся в обратную от автомобильного разворота сторону — картофельным полем к Инвалидному рынку. Полуторка неистово взвыла, развернулась и помчалась за ним.
Саша успел добежать до рядов. Петляя между ними, он стремился к кирпичным палаткам, которых не сокрушить. Полуторка разломала один ряд, отодвинула другой, пошла на третий, мучительно ноя.
Саша стоял, прижавшись к глухой кирпичной стене. Мотор полуторки заглох. Подождав несколько секунд, Саша осторожно двинулся, скрываясь в окончательной тени палаточных крепостей.
Полуторка безжизненно стояла среди раскрошенных рядов. Быстрыми неуловимыми перебежками Саша приблизился к ней и замер. Тишина была всюду, тишина. Резким движением Саша распахнул дверцу. В кабине, упав головой на рулевое колесо, сидел человек. Саша осторожно тряхнул его за плечо, и он откинулся на сиденье. С ножом в горле лежал перед Сашей мертвый Пуха-Артур.
— Я же предупреждал тебя, Артур, — грустно сказал Саша и нажал на клаксон. Машина пронзительно заплакала.
Саша спрыгнул на землю и, услышав трель далекого сторожевого свистка, зашагал к Кочновскому переулку.
— Да заходи ты, заходи! — говорил Сергей. Он стоял на крыльце старого неказистого домика, по ночной прохладе зябко перебирая босыми ногами. Был он в белой рубашке и подштанниках — в исподнем.
— Руки бы помыть, — сказал Саша и двинулся в свет. Сергей вошел за ним в крохотную переднюю, увидел Сашину окровавленную руку и спросил спокойно:
— Ты кого-то убил?
— Меня чуть не убили, — ответил Саша, заметив в углу подвесной рукомойник и таз под ним, потянулся туда и торопливо забренчал металлическим соском.
— Но ты убил того, кто хотел тебя убить?
— Нет! — злорадно заорал Саша — и потише: — Полотенце где?
— Ну и слава богу! — успокоился Сергей и, сняв с гвоздика висевшее перед Сашиным носом полотенце, протянул ему.
Саша вытер руки, попросил:
— Водки дай.
— От тебя и так несет.
— Водки дай!
Поняв, что спорить бесполезно, Сергей толкнул дверь в комнату.
Невеселый, но по-своему богатый посадский уют: буфет с темно-зелеными в пупырках стеклянными дверцами, громадный диван с надсаженной полочкой и зеркальцем, комод красного дерева, явно приобретенный по случаю, и массивный дубовый стол под зеленым в оборках абажуром.
Стоя у стола, их ждала сожительница Сергея Клава, одетая уже, прибранная.
— Готовь на стол, — приказал ей Сергей. И Саше: — Садись, рассказывай.
Сам стал неспешно одеваться. Саша рассказывал:
— В Шебашевском меня хотели машиной задавить. Сантиметров на пять промахнулись. Потом, как за зайцем, по всему Инвалидному рынку гонялись. Только там меня хрена догонишь. Когда они это поняли, машину бросили. А в машине паренька с ножом в горле. Шофера.
— Дела, — констатировал уже одевшийся Сергей, следя, как Клава ставила на стол миску с капустой, стаканы, хлеб, бутылку водки.
— Да ты того паренька знать должен. Пухой кличут.
— Как же. Холуй Семеныча. — Сергей в догадке вскинул голову. Семеныч?
— Вряд ли. Я его у 'Астории' обрубил, а сам на попутке добрался.
— Ну, а если его машина поблизости ждала?
— Все может быть, — согласился Саша. Помолчали.
Хас-Булат удалой!
Бедна сакля твоя!
— раздался вдруг сверху неверный, колеблющийся голос. Пели в мансарде, куда прямо из комнаты вела крутая лестница.
Песня звучала как волчий вой, вой смертельно раненного волка. И лихость в ней предсмертная была, и отчаяние, и надежда неизвестно на что, и забытье. Там, наверху, пел человек, потерявший все и выплескивающий в этой странной песне последнее свое человечье.
Саша, вскочив, отпрянул к стене, требовательно спросил:
— Кто там?
Сергей захохотал, засмеялась мелко и Клава.
— Клавдия, иди успокой его. — Клава стала подниматься наверх, а Сергей объяснил: — Батя ее там. Приехал сегодня с Болшева, ну и выпил лишнего. Заснул вроде, а теперь, видишь, проснулся.
— Всего-то я бояться стал. — Саша жалко улыбнулся и вернулся к столу.
— Руки тебе оторвать за этот мешок с рисом! — коротко сказал Сергей. Саша промолчал: говорить было нечего. Спустилась Клава.
— Прямо как ты, Саша, — Сергей вилкой выдернул из непочатой бутылки залитую сургучом картонную пробку, налил стакан, протянул Клаве. — Отнеси.
— А мне пить что-то расхотелось, — признался Саша. Клава пошла наверх. Сергей проводил ее взглядом.
— Ты, верно, крупную шайку тронул, Сашок. Как ни охраняют пути, все равно чуть ли не каждую ночь грабят. Умело орудуют, нахально. На днях вагон американской тушенки, говорят, распотрошили. А ты понимаешь, что такое по сегодняшний день вагон тушенки? Надо полагать, и мешок твой с рисом — оттуда. В милицию обратиться надо.
Саша поднял голову, криво усмехнулся.
— То-то и оно, — продолжил Сергей. — Замазался ты.
— Артура жалко, — вдруг сказал Саша.
— Какого еще Артура? — раздраженно удивился Сергей. — Ты себя жалей, Сашок.
— Его папа с мамой Артуром назвали. А на рынке он под кликухой ходил. Ай ты Пуха, Пуха!
— Еще тебе кого жалко? Может, Семеныча? — ядовито поинтересовался Сергей.
— Нет, Семеныча мне не жалко, — рассеянно ответил Саша.
— Ты о себе думай! Как жить будешь, куда пойдешь? Дорожек, тропинок, тропочек перед тобой — не перечесть. А жизнь одна. Выбирай, Сашок, дорогу, выбирай!
— Ну, я пойду. — Саша поднялся.
— Я провожу? — предложил Сергей. — У тебя заночевать могу.
— Так теперь и будешь при мне вечным стражем? Не надо, Серега. Да и здоровье твое не богатырское.
— Это точно, — горько согласился Сергей.
Сверху опять понеслось:
Дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою!
А за это за все ты отдай мне жену!
— Живут же люди! — сказал Саша и направился к дверям.
Дорога от Кочновского по Красноармейской до Малокоптевского переулка короткая. Но преодолевал ее Саша долго. Рывками, бросками, через большие остановки, когда он осматривался, проверял, не следят
