— Поди сюда, Жека! — приказал он.
Жека посмотрел на него, узнал, не торопясь дооформил последний столик и только после этого направился к Смирнову. А Смирнов на площадку вышел, устроился на любимом своем подоконнике. Жека стал напротив, сказал:
— О вас после пятницы по Болшеву легенды ходят.
— Обо мне, Жека, легенды ходят не только по Болшеву. Что трезвый, Паленого не поминаешь?
— Отпоминались. Вчера похоронили.
— А Шакин вон переживает, никак не успокоится.
— Не переживает, а пьет. Пьянь и рвань.
— Что ж ты мне врал, Жека? Паленого боялся? Ведь это он просил тебя свести того человека с Шакиным, чтобы самому в стороне быть?
— Что ж вам рассказывать, когда вы все и так знаете?
— Это я сейчас знаю, а тогда не знал. Врать нехорошо, Жека. Еще раз мне соврешь — пеняй на себя. Смотри. — Смирнов вытащил из кармана фотографию и протянул Жеке. — Он?
Жека рассматривал фотографию и так, и этак. Спросил:
— Шакин его опознал?
— А твое какое собачье дело знать, опознал он его или нет? Ты не бойся, Жека. Нечего теперь тебе бояться.
— А я и не боюсь. Этот мужик и купил паспорт Шакина.
— Благодарить не благодарю: не за что. — Смирнов поднялся с подоконника. — А совет дам: аккуратнее будь, Жека. Без надобности в дерьмо не лезь.
Было желание у Жеки ответить, но не ответил. Не простившись, Смирнов стал спускаться по лестнице.
На стоянке Смирнов забрался в 'Ниву'. Жарковато было, но куртку не снимешь — положение обязывало: дура под мышкой. Раскрутил все окна и поехал в Москву.
У Рижского вокзала сделал разворот к рынку, с трудом пристроился на стоянке и пошел гулять по выставке-продаже плодов индивидуальной трудовой деятельности. Штаны, рубашки, леденцы, наклейки, значки, зимние шапки, детское исподнее, майки с надписями на иностранном языке, съедобная вата, бижутерия, игрушки, хрустящие трубочки с кремом… Задорно кричат, смеются, уговаривают друг друга. Забавно, весело, свободно. Хочешь покупай, а хочешь — не покупай. Хоть здесь право выбора.
Смирнов искал целенаправленно. Он подходил только к торговавшим штанами и задушевно задавал как бы интимный вопрос:
— А Веня где?
Первые трое опрошенных тупо и однообразно отвечали вопросом на вопрос:
— А кто такой Веня?
И только у самого роскошного прилавка с богатым ассортиментом 'вареных' джинсов на любой вкус элегантный услужливый молодой человек откликнулся соответствующе:
— Был, был здесь. Но уехал минут сорок назад.
— А куда он уехал, не подскажете? Я — его старый знакомый, он мне очень нужен.
— Наш Веня нужен всем, — мягко улыбнулся молодой человек и уже серьезно: — Он поехал в наш цех за товаром. В ближайшие полчаса должен быть.
Молодого человека отвлек покупатель. Молодой человек еще раз извинительно — улыбнулся Смирнову и занялся делом, а Смирнов продолжил прогулку по рынку — на полчаса. Такое уж сыскное дело — ждать, всегда ждать.
Еще недавно король московского подпольного джинсового самопала, а ныне солидный кооператор Вениамин Беленький обрадовался Смирнову, как отцу родному:
— А я-то голову ломаю: кто это меня ищет? А это Александр Иванович собственной персоной! — Веня распростер руки как бы для объятия, но Смирнов обниматься не стал, просто пожал Венину правую. Веня оценил смирновский жест и, слегка обняв его левой за плечи, осведомился доверительно: — Чем могу быть полезен?
— Пошептаться надо, Веня.
— А почему же не пошептаться? Еще как пошепчемся! — возликовал Веня, и они отправились погулять по Крестовскому мосту.
Дураков переходить мост пешком, естественно, почти не было. Они прогуливались в одиночестве, поглядывая вниз на постукивавшие на медленном ходу электрички.
— Процветаешь? — поинтересовался Смирнов.
— Живу, Александр Иванович, — поправил его Веня. — Не прячусь, не ловчу, работаю и живу!
— Ты, понятное дело, в порядке. А Лешка Борзов как?
— Значит, вам Леша нужен, — все понял догадливый Веня. — Леша-то как? Присматривается пока. К настоящему делу еще не приступил, так, иногда комбинирует по привычке.
— Где мне его найти?
— Прямо не знаю, что и сказать…
— Ты не опасайся, Веня, свидание со мной ему во вред не будет.
— Да я понимаю, Александр Иванович, если бы во вред, вы бы его без моей помощи искали… Просто он мелькает. То в Москве, то в своем городке распрекрасном.
— В Москве у него постоянное место жительства имеется?
— Да пока вроде нет. По знакомым, по гостиницам. А скорее всего вы его в собственной резиденции застать можете. В городишке его родном.
— Адрес, Веня.
Адрес Веня дал легко: Смирнову верил. Смирнов записывать адрес не стал, запомнил:
— Спасибо тебе, Вениамин. На всякий случай имей в виду: кто бы ни интересовался нашим с тобой разговором, один ответ — Смирнов заказывал себе штаны. Стой на этом, и точка. Так и для тебя, и для меня безопаснее будет.
Веня тихо присвистнул:
— Дела. — Но все-таки хорошего его настроения никто и ничто отнять не могли: — А что, Александр Иванович, может, и вправду штанцы вам построим?
— Давай, — вдруг загорелся Смирнов. — Но не такие, чтоб уж очень 'вареные'. Там, темно-серые какие-нибудь. И не бананы ваши дурацкие, а нормальные.
— Пятьдесят второй, пятый рост, — деловито прикинул Веня.
— Пятьдесят четвертый, — поправил Смирнов.
— Между, — решил Веня и официально объявил: — Жду вас через два дня.
Возвращались к рынку. Тянуло кооперативным шашлыком.
— По шашлычку? — предложил Веня.
— Некогда, — с сожалением отказался Смирнов.
С проспекта Мира свернул направо к бензоколонке, заправился под завязку, и по Самотеке, по Цветному, по Неглинной — через центр на ту сторону Москвы-реки, а там попроще — на трассу и до Окружной. После Окружной дал скорость. Хорошо бежала 'Нива', нешумно, приемисто. Смирнов смотрел на дорогу, поглядывал в зеркало заднего обзора, по сторонам, отвлекаясь только на изменения в пейзаже, происшедшие за его почти двухлетнее отсутствие. Ни с того ни с сего запел вдруг. Робко и дребезжаще:
Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдадут черные кони,
Вороных никому не догнать.
Услышал свое пение, застеснялся его немузыкальности и замолк. Мелькали сороковые уже верстовые столбы. Где-то на пятидесятом километре замаячил впереди и справа загородный ресторан. Смирнов свернул к нему.
На площадке для автомобилей — одинокий старенький 'Москвич'. Пусто, значит, в ресторане — день, не ресторанное еще время. Смирнов затормозил и глянул на часы. Было четверть четвертого. Запер 'Ниву' и
