твоя полицейская слава.
— Не преувеличивайте моих заслуг, дон Лотарио.
— Я не преувеличиваю. А губернатору нашей провинции нет никакого дела до того, что здесь происходит. Он всего лишь раз был в нашем городке и никого тут не знает, кроме алькальда да нескольких подхалимов. Все идет сверху.
— А может, и от него самого, ведь он делает вид, что большой знаток законов.
— Вот-вот... Именно поэтому ты... вернее, мы с тобой, прославившиеся на всю Ламанчу, для него как бельмо на глазу.
Глядя в окно из-за жалюзи, Плиний видел площадь, пешеходов, легковые автомобили, грузовики, мотокары, громыхающие по мостовой. Возле бара «Альгамбра» стояло четверо врачей, а не все, как только что утверждалось, в компании нескольких своих приятелей. Доктор Федерико, сын дона Луиса и доньи Луисы, был единственным, кто о чем-то говорил, энергично размахивая руками и время от времени показывая в сторону здания аюнтамиенто. Остальные, среди них инженер Перес и каталонец Антонио Фабрегас, рассеянно слушали его.
— Да, совсем забыл сказать тебе, Мануэль. Нотариус сейчас в Сокуэльямосе и вернется в Томельосо не раньше завтрашнего дня.
— Вот и хорошо. Мне сегодня лучше не показываться на улице.
Плиний по привычке прошелся по кабинету, глядя себе под ноги. Затем снова остановился у жалюзи окна и посмотрел в сторону бара. Врачи, распрощавшись со своими приятелями, ушли, оставив их на углу улицы Лос Паулонес. Доктор Федерико направился к себе домой, втянув голову в плечи и засунув руки в карманы брюк.
«Бунт врачей закончился одними разговорами», — подумал про себя Мануэль, но ничего не сказал об этом дону Лотарио.
Вернулся Малеса. Вид у него был довольно постный.
— Что слышно, капрал?
— Ничего. Я приветствовал алькальда по уставу, но он даже не спросил, здесь ли вы, начальник.
Приблизительно около полудня к зданию аюнтамиенто подкатила машина уголовного розыска из Алькасара. Плиний, наблюдавший из окна за тем, что происходит на улице, сразу заметил эту машину. Как и следовало ожидать, из нее вышел инспектор уголовного розыска Мансилья и направился к двери аюнтамиенто.
Он явился в кабинет Плиния с присущей ему скучающей физиономией и насмешливо спросил:
— Что нового, великий комиссар?
— Вы прямо из Алькасара?
— Нет, я здесь уже больше часа. Я разговаривал с привратником Бласом и приходящей домработницей дона Антонио.
— Ну и как?
— Никак. Может, вы что-нибудь проясните мне, Мануэль? Я ведь совсем не знаю ни доктора, ни тех людей, которые его окружают.
— Разумеется, инспектор, я сделаю для вас, что будет в моих силах... Кстати, дон Лотарио один из друзей доктора.
— Что представляет собой дон Антонио?
— Обыкновенный холостяк.
— Из числа имущих?
— Он живет только на профессиональные доходы.
— В политике или других сомнительных делах замешан?
— Нет... Насколько мне известно, нет. Он не интересовался политикой и ни в каких сомнительных делах замешан не был. Почти все свое время он отдавал больным и нескольким своим друзьям.
— Доктор ушел из дому с визитами к больным в среду, в шесть часов вечера, и до сих пор не вернулся. Не исключено, что кто-то из его пациентов свел с ним свои счеты... По-моему, вам, Мануэль, следует вместе с доном Лотарио заняться, как и всегда, расследованием этого дела. А я приеду, когда вы меня позовете, чтобы соблюсти формальности.
— Могу вас заверить, инспектор, что буду доводить до вашего сведения все, что только узнаю. Но заниматься расследованием в том смысле, в каком это понимаете вы, упаси меня бог! Я не враг себе, своему другу, а тем более алькальду, чтобы совать нос не в свои дела... Вам, как инспектору уголовного розыска, положено заниматься расследованием, вот и расследуйте... А в мои скромные обязанности начальника муниципальной гвардии Томельосо входит следить за порядком на улицах, на рынке, сопровождать всякие шествия и выполнять разные поручения членов муниципального совета... Остальное, насколько я понимаю, теперь не моего ума дело...
— Зря вы так говорите, Мануэль, — возразил ему Мансилья. — Вы тысячу раз оказывали нам неоценимые услуги... Без вашей помощи многие преступления, совершенные в провинции и даже в самом Мадриде, так и остались бы нераскрытыми.
Их беседу прервало внезапное появление в кабинете альгуасила[8] .
— Мануэль, вас просит зайти алькальд.
— Интересно, зачем ты ему понадобился? Может быть, все уже уладилось?
— Что ж? Пойду узнаю, — сказал Плиний, приглаживая рукой волосы, застегивая мундир на верхнюю пуговицу и взяв фуражку. — Я сейчас вернусь.
Сеньор алькальд величественно восседал за огромным письменным столом.
— Мне передали, что из Алькасара прибыли инспектора уголовного розыска, — сказал он.
— Только один Мансилья, тот, что приезжает всегда. Он у меня в кабинете, внизу.
— ...Дела теперь обстоят так, Мануэль, что вам лучше не вмешиваться в ход расследования, а рассказать ему все, что вы знаете... или же заниматься расследованием так, чтобы никто об этом не пронюхал. К сожалению, в провинции еще не перевелись придурки, которым вы стоите поперек дороги: они точат на вас зуб, следят за каждым вашим шагом и строчат доносы губернатору.
— Чем, собственно, я досадил этим, как вы выражаетесь, придуркам?
— Тем, что вы существуете, Мануэль. Разве этого мало? Многие глупцы готовы признать свою глупость, но при этом хотят, чтобы было отказано в таланте и уме тем кто их действительно имеет... Впрочем, я вызвал вас совсем по другому поводу, еще более глупому, если, конечно, глупость беспредельна.
— По какому же? Говорите.
— Дело в том... Успокойтесь, на сей раз это касается муниципалитета и входит в ваши непосредственные обязанности. Ко мне явились несколько... точнее, шестеро человек и с возмущением рассказали о том, что вот уже несколько ночей подряд на кладбище ведется антифранкистская пропаганда.
— Неужели?
— Да. Скорее всего речь идет о радиопередачах или магнитофонной записи, которые якобы поносят Франко, правительство и весь режим в целом.
— На кладбище?
— Именно. Первым услышал эти мятежные голоса мраморщик, проходивший мимо надгробий. Он рассказал другим, и теперь туда каждую ночь совершается паломничество любопытных, чтобы послушать антифранкистские новости.
— Уж не взбунтовался ли там какой-нибудь покойник-антифранкист?
— Или живой плут.
— А что говорит кладбищенский сторож?
— Я с ним еще не беседовал.
— Чушь какая-то.
— Вполне с вами согласен. И все же очень прошу пойти на кладбище и выяснить, в чем там дело, чтобы меня раз и навсегда оставили в покое.
— Хорошо, я сегодня же ночью пойду туда.
