— Итак, вы Еремей Ноумен, торговый представитель американской фирмы «Крусибел стийл» в Константинополе, — говорил Ковачев. — Стало быть, торговец...
— Да, с вашего позволения, — бойко откликнулся Ноумен.
— А господа руководители фирмы знают, что только вы представляете их интересы на Ближнем Востоке?
— Спросите их сами.
— Обязательно спросим. Если, разумеется, такая фирма существует. А почему Никто? Почему не выбрали себе другое, нормальное имя?
— Надеюсь, господин, услышать более умные вопросы. Если их нет, потрудитесь меня освободить. Благое сделаете дело.
— Не думаю, чтобы освобождение стало для вас благом. Что касается более умных вопросов, то как вам нравится такой: как это ваша дочка стала вдруг мужчиной?
Ноумен молчал.
— Возможно, вы мне не верите? Извольте сами убедиться. Вот, взгляните.
Ковачев достал из папки снимки Мишель — сначала как женщины в платье, затем как мужчины в Софийском аэропорту. Ноумен посмотрел на них равнодушно и не счел нужным прокомментировать.
— Вижу, снимки вас не убеждают, — сказал полковник. — Впрочем, при вашем желании мы можем организовать очную ставку.
— Это двойник, — буркнул Еремей.
— Интереснейшая мысль! С одинаковыми отпечатками пальцев?
— Мужчина ли, женщина ли — какое имеет значение? Допустим, он мой сын.
— Удивляюсь, как вы бьетесь за это родство. Наверное, Коко необыкновенно вам дорог.
При имени Коко старик не выдержал и еле заметно вздрогнул.
— А я, например, не хотел бы иметь такого сынка, — сказал Ковачев.
— В конце концов я хочу знать, в чем меня обвиняют и на каких основаниях задержали? Иначе вообще перестану говорить с вами.
— Значит, хотите по-деловому, как положено бизнесменам. Правильно ли я вас понял? Хотите заключить сделку?
— Но вы никакой не бизнесмен. И о какой сделке может пойти речь?
— Например, о такой. Вы рассказываете всю подноготную, а я вручаю вам половину лифчика с бриллиантами. Согласны?
— Почему... половину лифчика?
— Не становитесь алчным! Стоит ли торговаться за целый лифчик? Ах, господин Ноумен, джентльмены всегда договорятся. Нужно ли переходить нам в кинозал, чтобы посмотреть короткометражку, где из окна «бьюика» высовывается рука и бросает пакет в урну. Ваша рука. Из вашего «бьюика». На пакете остались отпечатки ваших пальцев. Хорошо, я вас понял. Скажите, кто взял одну половину лифчика Маман, и я вам вручу и другую половину. Разве это не предел щедрости?
Еремей Ноумен был озадачен, но не настолько, чтобы раскаяться в грехах. Несмотря на наводящие вопросы, он продолжал запираться. И тогда полковник сказал:
— Значит, сделка не состоится. Мы согласны и на это. Если и есть убитые, то все же иностранцы... А в наших руках как-никак бриллианты. Почему бы вас не отпустить. Пожалуй, денька через три-четыре отправим-ка мы вас в Турцию. Туда, откуда вы прибыли.
Удивительно, но Еремей Ноумен молчал!
— Понимаю: молчание знак согласия, правда? Но вы забыли осведомиться, почему мы вышлем вас отсюда через три-четыре дня, а не сегодня. И напрасно забыли. Это небезынтересная деталь в игре. Но я не столь молчалив и охотно объясню. Сначала мы пошлем телеграмму. Адрес такой: Джо Формика, Уэстчестер-авеню, 181, квартира 73, Бронкс, Нью-Йорк. И уведомим получателя, когда вы появитесь на турецкой границе. Думаю, он возрадуется. А для надежности пошлем шифровку дону Бонифацио. Шифр нам известен. Адрес такой...
— Это недостойно! Это вымогательство! — не выдержал Ноумен.
— Отпустить человека на свободу — вымогательство?
— Нет, вы так не поступите! — вконец разволновался старик. — Не имеете права!
— Почему?
— Они меня пришлепнут, даже если я сдал бы им бриллианты!
— И я так думаю. Но вас мы вышлем без сокровищ, учтите.
— Ладно, я выложу все как на духу.
— Только без уловок, свойственных торгашам.
— Все выложу. Но при одном условии. Вы пообещаете меня отсюда не выпускать.
— Можно и пообещать, если вы не переборщите со сроком. Боитесь?
— Еще как! Эти двое, дай им шанс, сразу меня прихлопнут!
— Динго и Мэри?
— Какие там Динго и Мэри! Вирджиния Ли, любовница Бонифацио, и этот зверь, Джексон.
— Значит, не они Динго и Мэри?
— Нет. Ная и Джек Горилла, так их зовут. Динго и Мэри остались в Афинах. А свои документы и автомобиль они отдали Маман и Морти.
— Ясно. Извините. Я весь внимание.
— Мое настоящее имя Иеронимус Гольдштейн, я немецкий еврей, эмигрировавший от гитлеровцев в Соединенные Штаты. По образованию я физик, но Эйнштейн из меня не получился. Пришлось обосноваться в мафии дона Бонифацио. Что поделаешь, не всем преподавать в университетах. Лично я не совершал никаких преступлений, будучи гуманистом и поклонником Эразма Роттердамского. Известен вам этот философ?
— Слышал про него кое-что... Как же вы, гуманист, оказались в команде дона Бонифацио?
— Научный консультант в его плановом отделе. Только консультант. Ранее вы спрашивали меня о двух смертных случаях...
— О двух убийствах, господин Гольдштейн! Пора называть вещи своими именами.
— Да, вижу, что вы прекрасно осведомлены. Морти был убит Айзенвольфом, бывшим эсэсовцем, разыскиваемым польскими властями как военный преступник. Морти подорвался на магнитной мине с радиовзрывателем. Айзенвольф обожает технические сюрпризы.
— А кто убил Маман?
— Коко... я выдавал его за мою дочь. Чтобы забрать у нее бриллианты. Коко — это садист и морфинист, исполнитель приговоров Бонифацио.
— Симпатичная дочурка.
— Что делать, не я выбирал! Не думайте, что для меня, поклонника великого Эразма, доставляло удовольствие быть в одной связке с Коко. Но, увы, Эйнштейном я не родился.
— Не горюйте, Еремей.
— Коко взял бриллианты, убив Маман. А половину отвалил мне, чтобы я не проговорился. Но я философ, мне жизнь дороже любых сокровищ. И тут является Ная, посланная доном Бонифацио. Но они с ее телохранителем Джеком опоздали — я уже выбросил мою долю в урну.
— Не лучше ли было передать вашу долю Ли и ее телохранителю? Все-таки половина больше, чем ничего.
— О, вы не знаете этих зверей. После появления Наи мне оставалось лишь одно — как можно быстрее давать деру. Найди они у меня бриллианты — на месте б прикончили.
— Хорошо, что вы живы. Как вам показался мистер Галлиган?
— Безнадежный дурак. К нам он не имеет никакого отношения... Вы сами видите, что назад мне дороги нет. Я это понял сразу после убийства Маман. Если мы вернемся отсюда без бриллиантов — всех перещелкают по одному. Даже без расспросов. — Еремей Ноумен усмехнулся. — Да, сегодня мне не остается ничего другого, кроме как стать подданным социалистической Болгарии.
— Так уж сразу и подданным! Но довольно продолжительное местопребывание здесь можно вам пообещать... Теперь еще один, последний вопрос на сегодня: почему выбрали именно Болгарию, заметая
