Настороженность покинула дневного коня, с его морды исчезла напряженность. Он облегченно запрядал ушами. Хамелеон подошла и легонько похлопала его по морде. Конь окончательно успокоился, признав Хамелеон.
— Да, я теперь немного изменилась, — признала Хамелеон, — сейчас я уже не столь симпатична и скоро буду еще менее симпатичной, а потом вы просто даже глядеть на меня не сможете. К тому же, когда ко мне вернется моя сообразительность, я вдобавок ко всему стану еще острой на язык, что свойственно умным женщинам. Тогда берегитесь, я буду вообще невыносима!
Дневной конь всхрапнул — ему-то уж точно не хотелось быть таким переменчивым.
— Вы еще сами увидите, — грустно сказала Хамелеон, — самая глупая вещь в женщине заключается в ее уме. Через неделю я стану просто отвратительной. Если вы и тогда сможете переносить мое общество, то я с радостью поезжу с вами еще!
Они тем временем поскакали к ближайшей тыквенной плантации. Хамелеон вдруг занервничала: — Мы что, будем проезжать то место, где... — Она не нашла в себе достаточно мужества, чтобы закончить фразу.
— Нет, мы не будем проезжать то самое место, где твой сын потерял рассудок! — постаралась сказать Аймбри как можно более спокойно, чтобы Хамелеон не волновалась так сильно во время путешествия. Вообще Хамелеон держалась молодцом — возможно, это Милли приложила максимум усилий для того, чтобы Хамелеон не слишком раскисала. И это явно ей удалось — еще бы, ведь у Милли был опыт, который она накапливала на протяжении восьми столетий существования! Но по мере того, как Хамелеон становилась все более умной, тяжесть потери сына давила на нее все сильнее и сильнее. Это, очевидно, была вторая причина, по которой она хотела быть сейчас вместе с мужем — тем более, что скоро должна была подойти его очередь стать королем. Она не могла оставаться в стороне в той ситуации, когда второму члену ее семьи угрожала та же самая опасность, которая унесла разум ее сына.
Чтобы, наверное, хоть на мгновенье отвлечься от тягостных раздумий, Хамелеон стала мило щебетать с дневным конем о разных пустяках. — Когда я была еще молоденькой, я жила в деревне возле северной оконечности Провала, и тогда для каждой моей стадии — для красоты или для ума — у меня были разные имена. Когда я была красивой, меня называли Винни, когда я была обычной, то меня звали Дия, а если я становилась уродливой, то тогда все величали меня Фанчен. Все жители деревни знали, что со мной происходит, и потому обращались со мной как с тремя разными людьми, поскольку общаться со мной таким образом было намного легче. И хотя всем им нравилась Винни — особенно молодым мужчинам — а половина из них обожала и Дию, но вот Фанчен никто не мог выносить. А поскольку тот, кто рискнул бы жениться на мне, получал сразу как бы трех жен, то я заранее была обречена остаться старой девой. Потом я встретила Бинка, который тогда казался не способным к какомулибо волшебству, но был очень хорошим человеком, и, я думаю, что, если бы я не дала ему возможности понять мою природу? Да, тогда я была глупа, даже иногда просто тупа. Когда мы с ним впервые встретились, я была в обличье Винни. Поэтому я сначала думала, что, может быть, мне удастся найти какое-нибудь заклинание, которое навсегда бы сделало меня обычной женщиной. Но Добрый Волшебник Хамфри сказал, что никакое заклинание тут не поможет и все, что я могу для этого сделать, это отправиться в Мандению. Там моя волшебная сила покинула бы меня, и тогда я постоянно оставалась бы в образе Дии. Но потом как-то стало не до этого, тем более, что Бинку я понравилась такой, какой была на самом деле, поэтому он не дал мне остаться старой девой, — она рассмеялась. — Для Хамелеон нет заклинания! Мне не нужно волшебство! Я самый обычный человек!
И если она теперь потеряет еще и Бинка, горестно подумала Аймбри, это станет непоправимым ударом для этой чудо-женщины.
Наконец они добрались до плантации, на которой произрастали гигантские тыквы. — А теперь, — обратилась кобылка к дневному коню, — мы должны идти шагом. Постоянно держись за меня и не бойся ничего, что бы ты там ни увидел. Если ты потеряешь связь со мной в тыкве, то останешься там навечно!
Дневной конь приблизился к Аймбри, но прижаться к телу кобылки ему теперь мешала нога Хамелеон. — Я поеду боком! — предложила Хамелеон, и это было вполне разумное решение. Она явно стала гораздо более быстро и эффективно ориентироваться в ситуации, чем раньше. — И буду все время держаться за гриву дневного коня, чтобы подстраховать его, если он случайно потеряет контакт! — и это было не менее разумным предложением. Хамелеон схватилась обеими руками за гривы Аймбри и дневного коня. — О, какие мягкие, прямо как из шелка! — воскликнула она.
Это было большим преувеличением — грива дневного коня была похожа на гибкую белую проволоку, которая прекрасна на ощупь, но все-таки не сгибаема без усилия. Ведь грива и хвост лошадей предназначены природой для того, чтобы отгонять назойливых насекомых, а для этого они должны обладать известной жесткостью. Но дневной конь польщенно кивнул — похвала явно была ему приятна. Он обожал Хамелеон, когда она была очаровательной глупышкой, но еще больше она, очевидно, нравилась ему, когда была в нейтральном состоянии. Сейчас она воплощала в себе все черты обычной женщины.
Еще шаг — и путешественники легко прошли сквозь стенку тыквы. Было видно, что дневной конь не слишком боялся трудностей нового приключенияэтого боялись лишь такие странные создания, какими были люди. Стенка тыквы показалась им рыхлой зеленой массой, затем они оказались с разных сторон окружены странными, сделанными из дерева механизмами, которые вращались и скрипели. Увидев это, дневной конь тревожно всхрапнул, но не отошел от Аймбри ни на шаг. Медленно они пробирались между странными механизмами, Аймбри осторожно прокладывала путь. Ночная кобылка нисколько не беспокоилась, что может заблудиться — она более-менее ориентировалась в тыквенных внутренностях.
— А для чего здесь нужны эти колеса? — поинтересовалась Хамелеон спокойно. Она раньше уже бывала в тыкве, поэтому сейчас совершенно ничего не боялась.
— Они отмеряют время, которое отпускается каждому событию в определенном сне, — разъяснила Аймбри, — ведь каждую ночь тысячи людей и разных других созданий видят тысячи снов. А если в логике или последовательности сна что-нибудь произойдет, то тогда весь механизм доставки снов может дать сбой. У каждой ночной кобылки есть своеобразное расписание, которое подсказывает ей, когда, какой сон и кому она должна принести. Эти механизмы отмеряют время с такой точностью, с какой никакие созданные человеком часы не способны сравниться. Но все равно, несмотря на это, в организации снов все-таки случаются всякие проколы!
— Тысячи снов каждую ночь! — благоговейно выдохнула Хамелеон. — Ни за что бы не подумала, что за обычными снами, которые мы все видим, стоит такая кропотливая работа!
— Но ведь сны, пусть даже короткие, часто снятся вам всю ночь! — возразила Аймбри. — Однако к утру большинство этих снов вы успеваете забыть. Большинство из них все-таки в основном хорошие сны, особенно если вы сами по себе хороший человек, но эти сны берутся из других источников. Настоящие дневные кобылки — невидимые создания, которые доставляют дневные сны и добрые ночные сны, они вообще не столь щепетильны и им безразлично, помнит ли кто-нибудь доставленный ими сон или нет. Они счастливые, беззаботные создания! — говоря это, Аймбри вдруг поняла, что она, может быть, не знает еще всего того, что должна знать дневная кобылка, поэтому все-таки лучше не показывать излишне своего невежества, дневные кобылки ведь вполне могут потом оказаться совсем не такими, какими она их себе представляла. — Но время, которое отводится кобылкам, всегда строго определено и ограничено. Часто происходит координация работы между дневными и ночными кобылкам.
— Я никогда бы не подумала, что в тыкве все настолько сложно! — призналась Хамелеон.
— Мало кто из людей подозревает это, — проговорила Аймбри, — ведь люди обычно воспринимают такие вещи как чистое совпадение. Но, как известно, в Ксанте редко что происходит случайно. Само понятие «совпадение» часто употребляется для того, чтобы скрыть невежество в чем-то.
Они продолжали пробираться по территории этих деревянных часов, перепрыгивая маленькие и обходя большие или просто проходя сквозь те, через которые можно было пройти. Эти приборы были все окрашены в разные цвета и шли не синхронно, поэтому их тиканье и скрежет звучали вразнобой.
Наконец-то они вышли на другое место. Здесь было много воды, и какие-то похожие на рыб создания сновали туда-сюда. Рыбы и некие напоминавшие акул твари с шумом пытались выпрыгнуть на берег, обдавая путешественников каскадами брызг. Но никто в тыкве не мог даже коснуться ночной кобылки и ее спутников. Если бы даже кто-то осмелился сделать это, то ему пришлось бы держать ответ перед самим Ночным Конем, а он так легко ничего не прощал. Ведь эти рыбы тоже были обитателями Мира Ночи и их
