Диего необычную коллекцию обломков кораблей.
Гюнтер задумался о том, как море могло вынести на берег якорь и пушку, но уточнять у губернатора не стал.
Внутри барак действительно был завален до половины соломой, и Отто едва справился с желанием рухнуть в эту мягкую гору и уснуть.
– Здесь вполне хватит места, чтобы разместить половину экипажа, – произнес он, разглядывая висящие с потолка корабельные гамаки. – Немного досок, чтобы заколотить окна и смастерить что-то похожее на койки, и получится фешенебельная гостиница.
Гюнтер кивнул, вполне довольный осмотром и соглашаясь с оценкой старпома.
– Это даже лучше, чем я мог предполагать, – обратился он к губернатору. – Мы немного здесь изменим обстановку и отремонтируем стены, но в целом все останется как было до нас.
– Как вам угодно, – ответил дон Диего. – Если понадобится помощь, мои люди в вашем распоряжении.
– Вы читаете мои мысли. – Гюнтер решил воспользоваться предложением. – Вашим плотникам наверняка не составит труда построить для нас отдельный причал поближе к этому дому. Так и у вас под ногами не будут путаться мои люди. И еще я хотел бы, чтобы вы предупредили ваших жителей, что на время нашего пребывания территория, огражденная забором, – Гюнтер чуть не сказал, что этот клочок земли теперь считается территорией Германии, но, спохватившись, закончил: – для них закрыта.
Дон Диего вновь удивленно поднял брови, но промолчал. Он поклонился, скрыв шляпой лицо, и зашагал прочь.
Кюхельман задумчиво посмотрел ему вслед:
– Отто, у вас не создается впечатление, что все пошло не так, как хотелось? Лично я представлял наши отношения с этими дикарями несколько иначе.
– Еще бы! Конечно, мы ожидали, что перед нами упадут на колени и будут молить о пощаде. Или, по крайней мере, начнут рисовать с нас иконы, но, сами видите, – не тот случай. И, кажется, я понимаю, в чем дело. Наши историки описывают эти времена как темные и невежественные. Возможно, это и так. Но их не назовешь временем трусости и нерешительности. Не каждого офицера нашего штаба вы уговорите добровольно пересечь Атлантический океан на нашей надежной подводной лодке, а эти ходят по нему вдоль и поперек на таких судах, на которые без слез смотреть невозможно. Для них жизнь – копейка. Они легко отбирают ее у других, но и всегда готовы к тому, что завтра кто-то отберет ее у них. Они живут одним днем. Дожить до пятидесяти лет – это все равно что в наше время заслужить Рыцарский крест на шею. А чем мы им угрожаем? Тем, что отберем жизнь? Так они не очень-то этого и боятся. Сыграть на суеверии мы могли бы где-нибудь в Европе, а здесь они свободны.
– Что же нам делать?
– Здесь уважают силу, и пока мы их сильнее, нам опасаться нечего.
Гюнтер задумчиво кивнул. Затем он увидел в раскрытые ворота, как Герберт пытается утихомирить разгулявшихся подводников. Он выдергивал их за шиворот из толпы и ставил в строй. Тех, что были потрезвее, определял в первую шеренгу. А тех, которые уже успели порядком набраться, прятал за спины товарищей.
Гюнтер вышел за забор, поправил капитанскую фуражку и критическим взглядом оценил состояние своей команды. Первая шеренга, увидав его, попыталась встать по стойке «смирно», вытянув руки по швам.
– Я первый и последний раз прощаю вас за невыполнение моего приказа! – грозно произнес Гюнтер и хмуро сдвинул брови. – Того, кто еще раз напьется, я лишу схода на берег и определю на самую тяжелую работу на лодке!
Кто-то пьяно захихикал в заднем ряду.
Безнадежно махнув рукой, Гюнтер повернулся к Вагнеру:
– Давай всех в барак.
«Придется воспитательную работу перенести на утро, когда проспятся», – подумал он.
Подождав, когда вся команда зайдет в барак, Гюнтер подошел к старпому:
– Скоро стемнеет. Утром организуем смену на лодке, а сейчас надо запереть ворота и выставить вахту. Подумайте, Отто, кого можно определить на первую ночь.
– А что здесь думать? Вам, как командиру, такое дежурство по определению не положено, а из остальных, кто способен нести вахту, – это я да вот Удо.
Старпом, улыбнувшись, снял наручные часы с орлом на циферблате и вручил их доминиканцу:
– Держи, радист! В час разбудишь.
Довольный, что так легко решил проблему, Отто ушел в барак, отыскал среди бесчувственных тел свободное место и с наслаждением рухнул в ароматное сено, осуществив давно мучившую его мечту.
Солнце стремительно падало за горизонт. Дождь уже закончился и, испарившись, оставил лишь легкое напоминание о себе, чуть-чуть сбив жару.
Без поддержки моряков само по себе затихло пьяное веселье возле потухшего костра. Губернатор после беседы с Кюхельманом ушел в свой особняк и угрюмо озирал с террасы следы недавнего застолья. Донна Дебора с помощницами закончила уборку стола, сбросила остатки на землю объевшимся собакам и скрылась за дверью кухни подсчитывать потраченные продукты. Пастор Соломон, не рассчитав сил в борьбе с ромом и джином, позорно пал, запутавшись в сутане, и теперь спал, посапывая, на пороге церкви. Кое-кто еще пытался, подняв голову, прокричать тост в честь губернатора, но, не услышав поддержки, вновь прижимался щекой к земле и через секунду богатырски храпел.
Поселок затихал, постепенно засыпая. Лишь собаки, лениво развалившиеся среди спящих на поляне тел, чутко прислушивались к просыпающимся джунглям.
Единственными, кто с сожалением смотрел на скрывающееся за горой солнце и загорающиеся на темнеющем небе звезды, были Вилли и Кармен.
Гуляя, они уже не раз прошлась вокруг поселка по тропе Томаса. Вновь и вновь взбирались на утес, чтобы полюбоваться сначала радугой, затем ярко-зелеными джунглями, отмытыми дождем, потом смотрели на багровый закат и соревновались, кто первый заметит первую звезду. Вилли казалось, что он давно уже понимает Кармен. Понимает ее чувства и жесты, и для этого ему совсем не нужен испанский язык.
При первых признаках наступающей темноты Кармен забеспокоилась, и Вилли понял, что время их свидания неумолимо истекает. Девушка смущенно улыбнулась, сделала попытку поцеловать его в щеку, но, не сумев допрыгнуть, рассмеялась и, подхватив путающееся в ногах платье, побежала к белеющему на вершине особняку губернатора.
Вилли смотрел ей вслед с глупой и счастливой улыбкой, чувствуя, что еще немного, и он взорвется радостным смехом, рискуя переполошить засыпающий поселок. Затем он окинул взглядом еле различимые силуэты домов и понял, что не знает, что ему делать дальше. В голову пришла тревожная мысль, что все вернулись на лодку, а его забыли, и теперь ему придется добираться вплавь. Да еще и достанется от командира за опоздание. Потом он вспомнил, что видел с утеса белую командирскую фуражку на краю поселка за забором. Заторопившись, пока окончательно не стемнело, Вилли попытался определить, в какой стороне находится этот забор. Наконец он его нашел и, боясь ошибиться, ударил несколько раз кулаком в ворота. С другой стороны послышалась возня, затем опять все стихло. Вилли отошел от ворот и с высоты своего немалого роста заглянул через забор. Отшатнувшись, он сдавленно вскрикнул. В упор на него глядели два светящихся белых глаза. Затем он облегченно выдохнул и чуть не расхохотался, сообразив, что это сверкают глаза Удо Герреро.
– А, вот и загулявший штурман вернулся. – Удо со скрипом вытащил засов и впустил Вилли во двор.
– Удо, дружище, как ты меня напугал.
Вилли сел рядом с доминиканцем на лежащее у ворот бревно.
– Как прошло свидание с Кармен?
– Она – чудо!
– О, неплохо для первого раза.
– Ты считаешь, что я потерял голову?
– Я считаю, что экипаж потерял штурмана.
Неожиданно Вилли осенило. Он схватил Герреро за плечо и жалобно взмолился:
