пальмы.
– У меня такое чувство, что он искал не Клауса, а ботинок, – произнес Отто.
– Да… Мне его внезапный страх тоже не нравится. – Гюнтер посильнее тряхнул Пио. – Удо, скажи ему, что если он дальше не пойдет, то я для него стану страшнее ягуара. Наш матрос явно где-то рядом.
Но не успел Удо и рот открыть, как туземец вдруг ловко выскользнул у него из руки, упал на четвереньки и, подпрыгнув, исчез в кустах.
– Куда?! – крикнул Гюнтер, глядя на колышущиеся ветви.
– Что же нам теперь делать? – растерянно спросил Отто.
– Давайте покричим, может, Клаус и отзовется. А не услышит, так проспится и утром сам придет.
Но ни утром, ни вечером Клаус не появился. Гюнтер еще несколько раз обходил с поисковой командой окрестности поселка, выискивая еще какой-нибудь намек на присутствие Клауса, но тот исчез бесследно. Моряки распугали криками всю окружающую живность и сорвали голоса, выкрикивая его имя, но все было тщетно – лишь однажды из джунглей им ответила гнусным хохотом гиена.
Сидя на бревне у ворот, Гюнтер ломал голову над последними событиями. Прибывший с лодки Эрвин сказал, что Пауль пока без сознания, его состояние стабильно тяжелое, но доктор борется за жизнь моряка.
Больше всего Гюнтер не любил неразрешимые загадки, запутанные ситуации и темные истории. Но судьба будто посмеялась над ним, втянув в такой водоворот событий, от которого голова шла кругом. И непонятное исчезновение Клауса только добавило головной боли.
Что с ними происходит? Может, все это только бредовое воображение его погибающего под бомбами эсминцев мозга? Или уже погибшего? Может, как раз так все и происходит? Человеческое существо выпадает из привычного мира, и даже не замечает этого, и мечется в воображаемой действительности? Может быть, на самом деле все они сейчас покоятся в расколотой утробе лодки, над их головами, вспенивая воду винтами, ходят эсминцы и, свесившись с бортов, американцы разглядывают всплывающие вещи команды? Наверное, первым на поверхность выпрыгнул его гандбольный мяч, полученный в память о победе в тридцать седьмом на чемпионате флота. Гюнтер всегда держал его под койкой. То-то американцы удивятся такому сувениру.
Да, вот так, наверное, все и происходит – в том реальном и понятном мире он геройски погиб, его Гертруда стала вдовой героя, а здесь на его голову валятся чугунные ребусы, на которые нет ответа. Ответ знает только все это затеявший его величество Всевышний.
– Герр командир. – Рядом переминался с ноги на ногу Вилли. Он долго не решался подойти, видя, что командир о чем-то напряженно думает. Но мелькнувшее возле губернаторского особняка зеленое платье требовало отчаянного подвига. – Дитрих просит поговорить с губернатором. Ему нужны еще куры. Главный механик обещал сделать коптильню, и кок говорит, что копченые они сохранятся дольше. Так можно я схожу поговорю?
– Иди, Вилли. Пусть хоть у тебя будет все понятно. – Погруженный в свои мысли, Гюнтер махнул рукой в сторону ворот.
– Что? – такой замысловатый ответ обескуражил Вилли.
– Иди, говорю. Твой губернатор в юбке уже высматривает тебя с террасы.
Вилли залился краской. Каждый раз, когда он придумывал какую-нибудь причину выскользнуть за ворота, командир легко разгадывал его ухищрения, не упуская случая поиронизировать по поводу их с Кармен отношений. Ну да, Вилли сам сходил к Дитриху и передал ему услышанные от главного механика пожелания, что неплохо было бы сделать коптильню. Вилли развил эту мысль перед коком в том смысле, что теперь, очевидно, не обойтись без кур для копчения. Дитрих, слушавший его пространные рассуждения вполуха, кивнул. Вилли этого было вполне достаточно, чтобы обосновать причину своего отбытия за ворота.
Довольный Вилли припустил вверх по тропе, резонно рассудив, что цель достигнута, а каким образом – это вопрос второстепенный.
Остановившись возле дома губернатора, он заглянул в полуоткрытую дверь и тихонько позвал Кармен.
– Юноша, двери моего дома всегда открыты для тебя.
От неожиданности Вилли вздрогнул. Задрав голову, он увидел перегнувшегося через перила террасы улыбающегося дона Диего.
– Вот кому я безмерно рад! Входи, мой мальчик. Ты, вероятно, удивишься, но сейчас я думал о тебе.
Вилли не поверил своим ушам: правильно ли он понял слова губернатора? Но лучезарная улыбка дона Диего не оставляла места сомнениям. Он хотел спросить, где Кармен, но решил, что это прозвучит невежливо. Обидеть губернатора Вилли никак не хотел. Тем более что дон Диего ему нравился. Он был похож на сказочного Санта Клауса – такой же большой, бородатый и румяный. Или на директора школы Рольфа Витцеля – такой же добрый и всегда улыбающийся. Ведь Вилли помнил, что именно дон Диего познакомил его с Кармен. Стоило ему их увидеть, прогуливающихся вместе вдоль берега, и губернатор неизменно махал им рукой и что-то кричал, что – Вилли не мог расслышать, но в том, что это были добрые пожелания, он был уверен. Кармен всегда замолкала, когда дон Диего появлялся рядом. Вилли, напротив, хотелось поговорить с губернатором, похвастаться лишний раз знанием испанского языка и услышать раскаты его могучего смеха.
«Он – истинный средневековый воин, – думал Вилли. – Такой же сильный, великодушный и мудрый».
Не раздумывая, он толкнул дверь и, увидев в конце коридора луч, освещавший лестницу, шагнул, нащупав рукой стену.
Вырвавшись из темноты на террасу, Вилли зажмурился от яркого солнца.
– Входи, входи, мой мальчик. Скрась одиночество старика.
Вилли запротестовал, с трудом подбирая слова, дескать, какой же вы старик!
– Спасибо за добрые слова. Извини, опять забыл, как тебя зовут. Но у вас такие странные имена.
– Меня зовут Вилли. Я бы хотел… – Вилли смущенно умолк. Он хотел спросить, где Кармен, но решил все-таки уделить минут пять беседе с доном Диего. Иначе он действительно прослывет невежей.
– Присядь, Вилли. Сейчас принесут вино.
– Я не пью.
– Скажи, мой мальчик, ты ведь любишь море? – Дон Диего развалился в кресле, не обратив внимания на реплику Вилли. – Понимаешь ли ты его голос, как понимаю его я?
– Да, конечно, наверное… – Вилли растерялся.
Иногда, когда он стоял на мостике в тихую лунную ночь, ему казалось, что в мире происходит какое-то волшебное преображение и небо с океаном меняются местами. Это было так здорово, и хотелось, чтобы такое продолжалось вечность. Тогда он радовался, что он моряк и только ему доступно видеть такую красоту. Но когда бушевал шторм и голова у него беспомощно натыкалась на переборку у штурманского стола, а желудок угрожал вывернуться наизнанку, тогда он ненавидел все вокруг. И того умника, который придумал подводные лодки, и директора Витцеля, предопределившего ему такой путь, и себя за то, что еще умудряется оставаться живым в таких жутких условиях. Но сейчас Вилли казалось, что он очень хорошо понимает дона Диего.
– Я рад, что в твоем юном сердце горит тот же огонь, который уже долгие годы сжигает и меня. Ведь моряков, мой мальчик, связывают братские узы, которые порой бывают покрепче семейных. Не часто выпадают на долю семьи такие испытания, которые каждый день обрушиваются на долю моряков, делая их стойкими, как железное дерево, и преданными морю так, как могут быть преданными только настоящие моряки. Далеко не каждая подружка тебя дождется на берегу, а море будет тебя ждать всегда.
«Какой он мудрый, – подумал Вилли, восхищенно глядя на дона Диего. – Он говорит такие вещи, о которых я только смутно догадывался. Обрывки своих мыслей я даже не смог свести в одну четкую нить, а он, будто мифический мудрец, просветил меня и наставил на широкий и прямой путь. Действительно, когда мы попали у берегов Англии под бомбы эсминца, а затем чудом ускользнули от него и остались живы, я был готов обнять по очереди всю команду, и не было для меня в тот миг никого роднее таких же перепуганных, как и я, товарищей».
