неизбежным. При этом, однако, оставалось неясным, как именно огромная Россия сумеет проиграть войну одному из своих крохотных субъектов. Аналогично, лишь в гадательном облике выступает конкретный сценарий утверждения СНГ в качестве правомочного элемента системы 'богатого Севера' (опять же, казалось бы, вопреки наличному положению), интеграции СНГ согласно тетрарному образцу.
Продолжая ряд иллюстраций кватерниорных структур, имеет смысл обратиться и к сопряженной региональной системе, частично выходящей за границы СНГ, но попадающей в зону его ментально- политического влияния. С феноменом подобного – прямого или косвенного – 'заражения' мы уже знакомы на примере Афганистана (см. выше: три основные военно-политические группировки 'Северного альянса' и радикально-фундаменталистское движение 'Талибан' в роли 'четвертого'). Теперь обратимся к соседней области – району Каспийского моря.
Его самостоятельное экономико-политическое значение в качестве мировой энергетической, нефтегазовой кладовой, второй по запасам после Персидского залива, в последние годы интенсивно возрастает; скачкообразно возросла и степень самосознания населяющих его народов. В связи с распадом СССР в этом регионе произошли кардинальные политические перемены. В Каспийский бассейн входят следующие государства: Азербайджан, Казахстан, Россия, Туркменистан, а также Иран, – т.е. номинально пять элементов. Однако мы помним, что Туркменистан официально провозгласил нейтралитет и последовательно придерживается объявленной линии в отношениях со всеми соседями. Такова его позиция в постсоветской Средней Азии, подчеркнутое невмешательство демонстрируется по афганскому азимуту. Туркменистан соблюдает твердую политику нейтралитета и в Каспийском бассейне, поэтому и здесь, как и в Центральноазиатском ансамбле, им сознательно избрана неактивистская роль 'остальных'.
Оставшиеся четыре страны: три постсоветских и никогда не входивший ни в Российскую империю, ни в СССР Иран, – образуют структуру 3 + 1. С учетом Туркменистана, общая формула – 3 + 1 и 'остальные':
Азербайджан – Казахстан – Россия ¦ Иран +
'остальные'
(Туркменистан)
Если оставаться в евразийских географических рамках, резонен вопрос, в какой исторический момент политическая кватерниорность превращается здесь в актуальную. О том, что она является таковой с первой четверти ХХ века (большевизм, СССР, затем СНГ), мы уже знаем, но действительно ли это первые прецеденты? Вопрос о хронологических границах означенной схемы не менее важен, чем о территориальных. Если, скажем, во Франции выход коллективного политического актора ('народа') на политическую арену состоялся вместе с Великой революцией, что заложило основу будущей кватерниорности, то в России до революций было еще далеко. Тем не менее и до нее докатилась взрывная волна от событий во Франции. Война с Наполеоном, ставшая для России
Ее главными участниками были четыре империи:
По единогласному мнению историков, именно итогам Крымской войны Россия обязана завершением предшествующего большого этапа, называемого 'феодально-абсолютистской, николаевской реакцией' или 'эпохой чести и рыцарства', в зависимости от ценностных предпочтений. Отмена крепостного права в 1861 г., земская, судебная, военная, школьная и др. реформы ознаменовали период коренных преобразований, российской 'перестройки' (самоназвание того процесса) ХIХ в. в социальной, экономической областях, привели к решительным переменам в политической и культурной обстановке, развязыванию личной инициативы, затем к бурному индустриальному росту и внутренне-политическому размежеванию. Драматическая инициация России в функции 'четвертого' продемонстрировала неадекватность аграрно- помещичьих, полицейских порядков новой исторической и политической обстановке, наступающей новой эпохе, разрушила статический ('бюрократически-мертвенный') дух, внесла деятельный динамизм в развитие российского государства. Хотя на главной, европейской сцене Россия с тех пор долго придерживалась сдержанной политики ('Россия сосредоточивается', – слова тогдашнего канцлера А.М.Горчакова), в смежных областях обстояло иначе. Вскоре были не только ликвидированы унизительные для России последствия Крымской войны, но и осуществлены значительные территориальные приобретения. Именно при Александре II завершается присоединение к России Кавказа (1864), Казахстана (1865), большей части Средней Азии (1865 – 81), расширяются дальневосточные пределы (включение Уссурийского и Амурского краев, 1858 – 60).
Культурные процессы не менее знаменательны. В самый канун и во время Крымской войны выходит на литературную арену Лев Толстой (в том числе с 'Севастопольскими рассказами' 1855 г.). В 1859 г. возвращается из ссылки Достоевский, создающий свои гениальные романы: 'Преступление и наказание' (1866), 'Идиот' (1868), 'Бесы' (1871' 72), 'Подросток' (1875), 'Братья Карамазовы' (1879 – 80). Что касается ранее упоминавшегося французского писателя – А.Дюма, автора трилогии о трех (вернее о четырех) мушкетерах (1844 – 50), то в 1858 г., спустя всего два года по окончании Крымской войны, он приезжает в Россию, принимается повсюду с восторгом, выпускает проникнутые теплой симпатией к русским путевые очерки 'Из Парижа в Астрахань' (тт. 1 – 5, 1858). Культурный взрыв происходит и в музыке: П.И.Чайковский, 'Могучая кучка'. В науке Россия практически впервые выходит на передовые мировые рубежи: П.Л.Чебышев, Д.И.Менделеев (периодический закон открыт в 1869 г.). В том же году появляется труд Н.Я.Данилевского 'Россия и Европа', в котором обосновывается не раз и нами использованная современная концепция цивилизаций ('культурно-исторических типов').
Россия не просто изменилась, она, похоже, стала совершенно другой. Спустя полвека на новом пути ее поджидали неслыханные испытания. Уже в совсем иной обстановке, в условиях не горячей, но холодной войны, преемник России, СССР, проигрывал соревнование с западным блоком, в котором к восьмидесятым годам ХХ столетия наметилось явственное деление на три составных элемента: наряду со США – интегрирующийся Европейский cоюз и накопившая значительный экономический потенциал Япония (и другие восточные 'страны-драконы'). Прямые исторические аналогии, разумеется, неуместны, но задать вопрос: что же в конечном счете инициировало современную 'перестройку' в России? – в данном контексте, по-видимому, допустимо.(25)
С судьбами евразийского региона тесно связаны и другие политические четверки. Так, в разделе 1.3 упоминалась каноническая система трех образов правления: автократии, олигархии, демократии, – но что представлял собой в этой проекции советский режим? Автократию, со ссылкой на огромную власть генеральных секретарей? Однако последние большей частью не занимали высших государственных постов, а в годы так называемого 'коллективного руководства' (Л.И.Брежнев) генсек в силу недееспособности и вовсе исполнял декоративные функции. В таком случае, вероятно, должна иметься в виду олигархия: Политбюро, ЦК, – но в чистом виде и эта версия не проходит, поскольку тут выступают партийные, а не государственные органы. Ленин же занимал пост Председателя СНК ('премьер-министра'), оставив высшие партийные должности соратникам. Остается вариант демократии: советы разных уровней, хотя и формировались на основе безальтернативных выборов, но при этом в самом деле располагали широким социальным представительством. Впрочем, только у записных коммунистов повернется язык назвать демократической советскую форму правления. На чередующихся исторических отрезках система власти в СССР поворачивалась то своей резко автократической ('культ личности'), то олигархической ('коллективное руководство'), то демократизированной (М.С.Горбачев, отчасти Н.С.Хрущев) стороной, но при этом никогда не происходило ее отождествления ни с одной из перечисленных разновидностей. Рискну высказать предположение, что советская политическая практика осуществила подлинную новацию, изобретя четвертую форму правления, беспрецедентную по многим параметрам. В свою очередь, и современные исследователи, изучая сопряженные исторические феномены, предпочитают оперировать четырехсоставными схемами – см., например, четыре концентрических круга организации социалистического
