выпуская руку и поднимаясь с жертвы.
Тот не шелохнулся, удерживаемый одним присутствием подступившего к нему рьястора. Волк скалился, показывая огромные клыки, а тагьери вытянула вперед передние лапы с выпущенными наружу шилоподобными когтями.
— Как ты? — очнувшаяся Литаурэль подскочила к молодому человеку.
Его щека была измазана кровью, а ворот рубахи потемнел и прилип к телу.
— Дай посмотрю. Сильно? — запаниковала она, пытаясь отвести в сторону растрепанные волосы.
— Оставь. Не страшно, — отстранил девушку Лутарг.
Он был зол. В первую очередь на себя. Зол из-за рьястора и своего неумения контролировать его. Рвущийся на волю дух, полностью дезориентировал его. Молодой человек даже не ощутил притаившегося в засаде убийцу. Не заметил его присутствия, а тот был совсем рядом, источая радость и страх. В любое другое время Лутарг учуял бы его, а сейчас нет. Это было плохо. Очень плохо!
Мужчина скрипнул зубами, испытывая желание хорошенько врезать по чему-нибудь.
— Прекрати! — воскликнула стоящая рядом Литаурэль. — Перестань, ты только хуже делаешь! — Она схватила молодого человека за руку, пряча ее в своих ладонях. — Не надо себя накручивать.
Ответить Лутарг не успел. Сопровождаемый треском веток из кустов раздался голос Сарина.
— Вы в порядке? — старец слышал, что молодые люди разговаривают, но выбираться из укрытия не спешил. Как бы он не доверял Лутаргу и Литаурэль, столкнуться с духами желания у него не было. Духи — это же не совсем они.
— Да, — откликнулся мужчина. — У нас есть веревка или что-то вроде нее. Тут любителя махать ножами связать требуется, — сообщил он старику.
— Найдем, думаю, — отозвался Сарин.
— Промыть надо и перевязать, — сказала Литаурэль, все же убрав волосы и отодвинув ворот рубахи.
Рана была поверхностная, но от этого не менее безобразная. От глотки в ключице тянулся зигзагообразный порез. Видимо, Лутарг успел перехватить руку, направлявшую нож, и не дал напавшему полоснуть со своей силы.
Лита судорожно сглотнула ком, застрявший в горле. Какие-то мгновенья отделяли его от ужасной смерти — захлебнуться собственной кровью. Дрожащие пальчики осторожно коснулись мужской шеи чуть выше пореза, радуясь теплу и бьющемуся пульсу.
— Со мной все хорошо, — успокаивая, сказал Лутарг, ощутив ее изменившийся настрой, но тут же отвлекся на злобное клацанье и предупреждающее шипение. — Лежи спокойно, — уже совсем другим тоном произнес он, советуя зашевелившемуся пленнику не двигаться. — Если не хочешь отведать зубов.
— Отзови их, я не побегу, — попросил поверженный, и молодой человек вынужден был отдать ему должное — не из слабых оказался.
— Веревка еще нужна? — спросил Сарин, застывший на краю живой изгороди ивняка и использующий редкие ветки в качестве укрытия.
На этот раз его продвижение не было столь шумным, видимо, нашел проторенную тропу. Лутарг высвободил руку из цепких пальчиков Литаурэль, все еще удерживающих его, и шагнул к старцу.
Когда нападавший был связан, а духи призваны обратно, далеко отсюда, в реальности созданной Нерожденной, Ираинта и Сальмир, удерживающие бьющееся в конвульсиях тело Антаргина, смогли вздохнуть с облечением, несмотря на то, что в сердцах обоих все также царила непроглядная тьма. И калерат, и ротула понимали, что еще одного приступа Перворожденному не пережить, а потому со страхом ожидали нового дня. Дня, который может стать последним для обитателей Саришэ.
— Я хочу, чтобы ты покинула Антэлу.
Приказной тон брата нисколько не испугал Лурасу. Женщина привыкла к нему, и попусту не обращала внимания. Он долгие годы контролировал каждый ее шаг, и если не рычал, обвиняя в своих бедах, то приказывал.
— Что на этот раз? — поинтересовалась она, с холодной невозмутимостью продолжая готовиться ко сну. Рука, с зажатым в ней гребнем, размеренно поднималась и опускалась, проводя по волосам. Глаза не отрывались от отражения Матерна в зеркале.
Вейнгар стоял, скрестив руки на груди, и явно нервничал. Раса видела, как пальцы выстукивают дробь по предплечью, как подергивается нижняя губа — верный признак душевного расстройства.
— Твое влияние на Ири пагубно, и я не хочу, чтобы ты или Гарья, — взгляд мужчины метнулся к кормилице, расстилающей постель, — морочили ей голову своими россказнями.
— Ты прекрасно знаешь, что я никогда ничего не говорила Таирии, — не согласилась Лураса. — Я никогда не хотела, чтобы дочь думала о тебе плохо. Достаточно моего, не лучшего мнения о тебе.
— Это все слова, — прикрикнул на нее Матерн, сделав несколько резких шагов из стороны в сторону. — Только слова, — продолжил он после небольшой паузы. — Ири перестала слушаться меня, и я думаю, что это твоя заслуга.
— А может твоя? Почему ты свои ошибки перекладываешь на других? Когда ты в последний раз занимался дочерью? Проводил с ней время?
— Не твое дело! — взорвался он, застыв на месте.
— Конечно, не мое. Твое. Вот и думай, — все также бесстрастно произнесла Лураса, откладывая гребень. — Так ты освобождаешь меня? Я свободна? — спросила женщина, следя за тем, чтобы голос не дрогнул, не выдал волнение, накопившееся внутри.
— Разве я об этом говорил? — наигранно удивился мужчина. — Ты поедешь в Траитэлу. С сопровождением. И будешь там столько, сколько я скажу.
Лураса заставила себя усмехнуться. Ей вторили фырканье Гарьи и боль в сердце. Он никогда не отпустит ее. Покуда не будет уверен в своей неприкосновенности, не отпустит.
— Ты жалок, Матерн. — проинформировала она брата. — Отцу должно быть стыдно за тебя в царстве Траисары.
В ее словах не было желчи или обиды, только горечь. Признание его падения, абсолютного и безвозвратного. Теплящаяся ранее надежда и ее слабый огонек исчезли безвозвратно.
— Ты никогда не изменишься. Никогда не поймешь. А жаль. Очень жаль.
Она ни к кому не обращалась, скорее, говорила для себя. Произносила вслух то, во что ранее не хотела верить. Надеялась изменить.
— Замолчи! — зло вскричал мужчина, метнувшись через комнату в направлении сестры.
Что он хотел предпринять, осталось тайной, так как до Лурасы Матерн не добрался. На его пути, яростно сверкая глазами, выросла Гарья.
— Нечего здесь кричать! — велела она ему. — Взял в привычку захаживать перед сном, беспокойство своими разговорами призывать. Утром все проблемы решаются. Утром.
— Я все сказал, — отступил Матерн.
Еще раз заглянув в глаза сестры, он развернулся и направился к выходу. Ее зеркальное отражение еще долго будет стоять у мужчины перед глазами. В привычные печаль и осуждение, направленные на него, добавилась толика презрения. Презрения к нему.
Вейнгар с досады сжал кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Желанного успокоения это не принесло, но вернуло трезвость мысли. 'Какая разница, что она думает', — решил он для себя. Главным было отправить ее подальше отсюда, пока так называемый племянничек не встретился с матерью.
— Через пять дней, вейнгар. Через пять, — слова Лурасы застали его возле двери, взявшегося за ручку.
— Завтра, — непреклонно заявил он.
— Нет, Матерн. Пять дней до помина отца. Ты не можешь лишить меня этого. Не посмеешь!
В бессилии хлопнув дверью, он вылетел из покоев сестры. Она была права. Не сможет. Двадцатилетний помин Кэмарна! Как он мог забыть! Совсем забыть про почившего отца и должную быть отданной дань поминовения.
