Чем дальше, тем глубже Тамара увязала в противоречивых эмоциях и все хуже понимала саму себя, не в силах распутать клубок собственных желаний. Они разрывали ее представления о жизни не только видениями и галлюцинациями, наличие которых она уже давно не отрицала, но и предательскими порывами телесной оболочки, которая в последнее время, похоже, зациклилась на плотских удовольствиях.
Или это разум, а не тело? Вопрос интересный и неоднозначный.
Девушка мучилась, стараясь разобраться, но неизменно заходила с тупик.
Мара проснулась от обжигающей боли, пронзившей предплечье, благодарная ей за возвращение в реальность и одновременно злая за столь резкое изъятие из сновидений.
Уже почти стемнело, и уходящий день вечерними сумерками заглядывал в окно, не имея больше сил бороться с полумраком комнаты.
— Что за… — от неожиданности Мара замолчала.
Рядом с ней на кровати расположился белый шипящий комок, выпущенные коготки которого впились в девичью руку.
— Джун!
На радостях Тамара забыла о боли. Лицезреть любимицу так близко, равносильно долгожданному подарку, и бог с ними, с царапинами. Поболит и перестанет, — как неустанно повторяла воспитательница детского сада ревущей над сбитыми коленками малышне.
— Джун, маленькая, — девушка подалась вперед, собираясь приласкать кошку, но та, злобно фыркнув, отпрыгнула в сторону, избегая прикосновения.
— Джун, — просительно позвала Мара, надеясь, что капризулька передумает и вернется, чего та явно делать не собиралась.
Махнув хвостом, проказница грациозно соскочила с кровати и, прошествовав через комнату, скрылась за дверью.
— Почему? — простонала девушка, повалившись обратно на подушку.
Ответа на этот вопрос так и не появилось. С тех пор как Джун неизвестно из-за чего объявила ей бойкот, изменений в сторону налаживания отношений не наблюдалось. Кошка почти все время пряталась, и если бы не опустошаемая за день миска с кормом, Тамара давно бы решила, что ее питомица каким-то чудесным образом выбралась из квартиры.
Расстроенная поведением Джун, Тамара потянулась, прогоняя остатки сладкого томления, оставшегося в теле после сна.
Такие сны! Впервые за всю ее жизнь!
Даже в переходный период Маре не снилось ничего столь откровенного, хотя подружки делились ночными откровениями и фантазиями о мальчиках.
'Возможно, Ланка права; возможно, хватит блюсти чистоту непонятно для кого и все забыть?' — подумала девушка, ощущая приятную тяжесть внизу живота, налившуюся чувствительность груди и желание чего-то большего. — 'Возможно, время пришло'.
Уже давно Тамара запретила себе думать о нем, о той последней встрече, пустившей ее жизнь под откос, перечеркнувшей все надежды и чаяния лишь парой слов — 'Мы расстаемся'.
Она заставила себя забыть разъедающую душу горечь предательства, пережив его, а вот отпустила ли?
Делала вид, что отпустила. Вроде бы смело шагая дальше, не оглядываясь назад, она на самом деле всего лишь сбежала, спрятавшись в скорлупу карьеры и долга, отгородившись ею от любых отношений, кроме дружеских.
— Хватит! — разозлившись на себя, Мара откинула плед и слезла с кровати. — Хватит жить этим. Пора меняться.
Прозвучало как клятва.
'Аккуратист, не способный на принятие неординарных решений', — слова, не дающие ему покоя. Они с завидной периодичностью звучали рядом, словно тот, что произнес их, ходил кругами неподалеку и продолжал давить на больную мозоль.
Это была прощальная шпилька отпущенная антиподом в его адрес. Не мог он не поддеть, будучи осмеянным при всех, не в его правилах оставлять подобное без ответа.
— А сам-то! Экстраординарность тоже мне! Только по проторенным дорожкам и избитым путям! — недовольно проворчал он. — Все по моим, да по бабам. Тьфу!
Гримаса брезгливости исказила идеальные черты лица, явно демонстрируя отношение его обладателя к поступкам оппонента. Их взаимная 'любовь' не имела границ и правил, представляя собой что-то чрезвычайно размытое и всеобъемлющее, чтобы получить более или менее точное определение.
— Самая что ни на есть заурядность и посредственность с предсказуемостью, — охарактеризовал он своего обидчика, придав голосу максимальное количество язвительности. — Устрою я тебе неожиданный ход, такой ход, что плакать будешь от зависти!
Он сосредоточился, отправляясь на поиски того, кто способен преподнести сюрприз его противоположности.
— Не торопись, дорогой! Дай погадаю! Всю правду расскажу! — приговаривала женщина, удерживая добычу за локоть.
Он не сопротивлялся, не пытался отстраниться, и уличная гадалка расплылась в довольной улыбке — 'клюнул'.
'Лет двадцать семь, одежда приличная, кольца нет, волнуется…' — составляла она портрет мужчины, не переставая при этом заговаривать ему зубы и перебирать в уме различные варианты предсказаний, отсеивая неподходящие к данному типажу, а также попутно успевала оттеснять 'рыбку' на край тротуара, чтобы прохожие не отвлекали.
— Нат, ухтыла! Инкэр тыри чиб палэ данда, морэ! (Нет, хватит. Держи язык за зубами) — раздалось позади цыганки, когда она уже практически определилась с планом дальнейших действий.
— Аи? (да?)
Женщина развернулась на голос, намереваясь отбрить соплеменницу, чтобы не мешала работать, но замерла в недоумении. Вместо сестры ромны (цыганки) перед ней стояла высокая стройная девушка в джинсах и широкой рубашке, в темно карих глазах которой светилось серьезное предостережение.
— Аи! — подтвердила незнакомка и, отодвинув женщину, шагнула к мужчине. — Привет дорогой, — промурлыкала она, запечатлев на небритой щеке легкий поцелуй.
— Ты опоздала, — недовольно пробурчал мужчина, приобняв девушку за плечи.
— Знаю, прости, — извинилась она, но вместо сожаления в ее голосе сквозила веселость. — Идем?
— Да, опаздываем уже.
Он потянул ее за собой, и парочка удалилась, оставив растерянную гадалку смотреть им вслед.
— Что у тебя опять стряслось? Полчаса прождал, даже 'саранча' налетела, — жаловался мужчина, ловя такси.
— Лап, клиентка задержала. Я не хотела, — принялась оправдываться Вадома, зная, насколько он нетерпим к опозданиям.
— Как всегда, — фыркнул молодой человек. — Я через несколько часов уезжаю, а у тебя клиентка!
— Это моя работа, — пробормотала девушка, совершенно не чувствуя за собой вины.
Если уж на то пошло, Вадома для себя еще ничего не решила, и ее отношения с Василием пребывали на стадии 'давайте познакомимся', пусть он и считает иначе. Не то чтобы она относила себя к категории крайне разборчивых девушек, и абы с кем связывать свою судьбу не собиралась, но у нее были свои определенные требования, с которыми далеко не каждый мужчина согласится мириться. Да и не раскладывала она пока на Васятку, хотела сначала житейское мнение сформировать, а потом уж к сверхъестественному обратиться, если понадобится.
Было и еще одно 'но' в их отношениях, о котором мужчина не имел представления. Он ничего не знал о ней — ее прошлом и настоящем, кроме того, чем она соизволила поделиться.
