вечерняя разработка, окончившаяся стопроцентным провалом, стала последней каплей, заставившей его взорваться.
Переругавшись со всеми и вся, Руслан велел доставить его домой, наплевав на машину, оставшуюся у Управы. Чуть не снес с петель дверь допотопного уазика, когда выходил. Послал подальше Натаныча, вздумавшего прочитать ему мораль по поводу обращения с раритетным транспортом, и удалился в родные пенаты с заветным желанием избавиться от напряжения.
Был ли сам день изначально поганым, или что-то сделало его таковым в процессе, Руслан точно не знал. Хотя одно предположение у него имелось, правда, касалось оно последних нескольких часов, а точнее времени от половины шестого и по сей момент.
Именно в семнадцать тридцать три Надаров сдался на милость настойчивого требования, укоренившегося где-то под ложечкой и непрестанно напоминающего о себе, услышать голос светловолосой бестии, с которой провел ночь. Сдался, но желаемого не получил. Сперва оперативника поприветствовали короткие гудки, а через сорок минут, когда он в следующий раз выкроил время позвонить, аппарат оказался вне зоны действия сети, и до сих пор благополучно пребывал в той же недоступной 'яме'. И это тревожило.
До десяти часов вечера Руслан перемежевал безуспешные попытки дозвониться с сидением на диване, принятием душа, несколькими глотками виски и воспоминаниями. Смесь, однозначно, получилась взрывоопасная, так как от каждого действа кровь в Надарове вскипала все больше, настойчиво ища способ выплеснуть накопившиеся эмоции, а выплеснуть он их хотел единственным способом — ощутить кое-кого рядом с собой.
В начале одиннадцатого, когда на экране телевизора появились титры символизирующие окончание очередного сериала (он даже не знал какого), мужчина не выдержал и решил прогуляться. Сил находиться в четырех стенах не осталось, тем более что эти стены, а вернее некоторые предметы обстановки, буквально кричали о том, для чего использовались минувшей ночью — по назначению и нет. Прихватив ветровку, мобильник и банку холодного пива оперативник устремился на улицу. Проветриться и отвлечься — вот что ему сейчас требовалось.
За временем Руслан не следил. Шел, куда глаза глядят, и старался ни о чем не думать. Местами получалось, местами нет, но к подъезду своего дома он все вернулся более уравновешенный, нежели был ранее. Надаров присел на единственную уцелевшую лавочку, состоящую из нескольких обшарпанных досок, чтобы допить пиво и окончательно настроиться на возвращение в квартиру, когда выруливший из-за угла автомобиль, ослепил его ярким светом фар. Мужчина зажмурился на мгновенье, а затем смотрел, как такси медленно ползет по двору, словно выбирая, где лучше остановиться. В итоге притормозило у следующего подъезда. Руслан слышал, как хлопнула дверь, но оборачиваться не стал.
Какая ему разница, кого столь поздно принесло домой? Чрезмерным любопытством Надаров не отличался, да и мало кого из соседей оперативник знал лично, хоть и переехал сюда около трех лет назад. Как-то не довелось ему завести дружеских соседских отношений. Пару раз пьяную молодежь гонял — это да, а так чтобы по душам поговорить с кем-то, не приходилось.
Такси с утробным урчанием отправилось дальше, а Руслан выудил из кармана сотовый. Слабая надежда на то, что Тамара сама позвонит, когда освободится, бесследно испарилась. Глядя на темный дисплей, мужчина раздумывал над тем, стоит ли еще раз попытаться самому, и будет ли она рада услышать его, если все же возьмет трубку. Ответов на эти вопросы у него не нашлось, а гадкое ощущение неуверенности в себе вновь оплело душу, и Надарову это совершенно не понравилось.
Когда мужчина отринул желание набрать номер и спрятал телефон обратно в карман, то услышал легкий цокот женских шагов. 'Видимо, пассажирка такси ошиблась подъездом', — подумал он, поднимаясь. Приложив электронный ключ к считывающему устройству домофона, Надаров открыл дверь и шагнул в тускло освещенные недра панельной коробки, на третьем этаже которой его поджидали собственные метры.
Приглушенное: 'Подождите!', — заставило его задержаться и подержать дверь открытой. Он отступил, пропуская девушку вперед. Обладательница ярко-рыжей шевелюры, склонив голову, прошла мимо. В блеклом свете единственной сорокаваттной лампочки кроме цвета волос и стройной фигурки он ничего разглядеть не смог, да и не стремился. Даже окажись она писаной красавицей, Руслан хотел видеть рядом совсем другую девушку, но та, судя по всему, такового желания не испытывала. Мужчина в раздражении выдохнул, злясь на себя самого.
Когда вошедшая, проигнорировав лифт, стала подниматься по лестнице, Надаров последовал за ней. Тонкий аромат парфюма, шлейфом тянущийся за девушкой, вынудил его скрипнуть зубами. 'Мара' красной лампочкой зажглось в голове, рождая воспоминание, как он, зарывшись лицом в волосы, ласкал чувствительные вершинки округлой груди, в то время как его собственная прижималась к бархатной коже девичьей спины.
Тело мгновенно отреагировало жаждущим напряжением, и Руслан был вынужден притормозить, давая незнакомке возможность уйти вперед. 'Ты окончательно слетел с катушек, братец', — сказал себе оперативник, смакуя вожделенный букет — смесь изысканных духов и пряный аромат чистой кожи.
Едва погруженный в себя оперативник добрался до площадки третьего этажа и, звеня ключами, покинул последнюю ступень лестничного пролета, он услышал:
— Знаешь, вызывая такси, я наивно предполагала, что ты захочешь меня обнять и продолжить то, на чем мы остановились утром на пороге моей квартиры.
Надаров застыл, сраженный. Прислонившись к железной двери, стерегущей вход в принадлежащие ему квадратные метры, стояла рыжеволосая дамочка. Ее блузка была расстегнута до середины, обнажая кожу и черное кружево бюстгальтера, волосы скрывали лицо, а голос звучал хрипло и до боли знакомо. Его интонации прострелили Руслана дрожью желания и недоверия.
— Мара? — беззвучно шевельнулись губы.
— И мне очень понравилось принимать с тобой душ. Повторим чуть позже? — сказала она, тряхнув головой, и Руслан сорвался с места, забыв о ее преображении, своей неуверенности, обо всем на свете.
Это было форменным наваждением — всеобъемлющим и бесповоротным. От вкуса ее губ крышу сносило дозой афродизиака, десятком дорожек кокса, чередой шприцов ширева, разбавившего алую кровь. Сладкие и терпкие, нежные и требовательные — наркотик чистой воды. Он мечтал отдаться ей и получить взамен взрыв экстаза, крепкий обхват страсти и содрогания тонущего в эйфории тела.
Прикасаясь к ней, Надаров сходил с ума от желания большего — надрывной жажды оказаться внутри, в жаркой глубине ее тела.
Все сомнения и неуверенность были сметены ласковым прикосновением рук, Ее пальчики зарылись в его волосы, перебирая и теребя, и мужчина почти мурлыкал от этого прикосновения.
— Искусительница, — выдохнул он в приоткрытые губы, вжимаясь бедрами и нежную плоть, оплетая руками тонкий стан.
— Самец, — отозвалась она, лизнув его подбородок. — Хочу тебя.
— Да, — стон, граничащий с рычанием.
Подражая пещерному человеку, он втащил ее в квартиру. Мыслей уже не было, разум выключился, отрубился, лишившись питания.
Остались только они. Она и он. Их руки, объятья, губы.
Захлопнув дверь, Надаров подхватил Тамару на руки. Сегодня он не собирался позволить ей отвлечь себя. Руслан хотел ее в своей кровати. Хотел видеть ее на белоснежных простынях. Желал перебирать волосы, разметавшиеся по его подушке, когда будет входить в нее, растягивая, утопая, окунаясь в жаркий огонь желанных глубин.
— Совершенство. Ты совершенство. Идеальна для меня. Во всем, — шептал он, покрывая короткими поцелуями шею, спуская ниже — к ключицам, сцеловывая путь к укрытой кружевом груди. — Сладкая. Шелковая. Моя.
Она не возражала. Отвечая на ласки, жалась к нему. Вздрагивала от желания большего. Дарила себя, требуя отдачи.
И он отдавал. Отдавал все, что имел — страсть, чувства, любовь. Дарил ей каждое мгновение, каждое касание, каждый поцелуй.
