— Какие новости, Губерт? — поинтересовался посол, принимая от лакея туфли.
— Родственники молчат. На мои письма — ни одного ответа, — со вздохом ответил тот. — А в посольстве сегодня появился новый истопник. Мне он очень не понравился…
— Ты не в настроении… Родственники молчат, потому что одинаково боятся написать в письме, которое будет проходить цензуру, и что Йозеф на свободе, и что Йозефа арестовали. А что тебе за дело до истопника?…
— Он какой-то фальшивый.
— А ты интересовался у управляющего посольства, что за человека он нанял?
— Он сказал, что это местный, но проверенный человек. И откуда управляющий знает местных, если сам недавно назначен сюда… — Губерт неодобрительно пожал плечами.
— Ну да бог с ними обоими… Истопник, управляющий… Пусть вечером затопят у меня в кабинете камин. Да и, пожалуй, в спальне тоже. Чаем король угощает на природе. Англичане же считают, что весна уже в разгаре, коли снег сошел. — Фон Хеш взял у Губерта цилиндр, трость и поехал в парк Букингемского дворца, где на зеленой лужайке стояли шатры с накрытыми к чаю столами, уставленными легкими винами, закусками, печеньем.
За столом, где было указано место фон Хеша, сидели леди Саймон, графиня Аттольская и личный врач королевской семьи доктор Хордер. Леди Саймон, маленькая, уже немолодая, болезненная женщина, супруга бывшего министра иностранных дел, держалась весьма приветливо. Она предложила фон Хешу ликеры, налила чай и сказала:
— Вас хотел видеть мистер Масарик. А мы с графиней и доктором сравниваем произведения Толстого и Чехова, рассуждая, кто из них более полно обрисовал суть русских. Как вы считаете, герр Леопольд, вы такой знаток литературы?… — леди Саймон улыбалась чисто по-английски, когда понять, искренняя или не слишком улыбка, невозможно.
Доктор Хордер, вставил:
— Графиня и я считаем Чехова более крупным литератором. Толстой многословен и, на мой взгляд, утомителен. Что же касается существа спора, отразить душу народа… это вообще вряд ли возможно. К тому же того народа, о котором писали эти прозаики, уже нет. Есть другой народ — советский. Кстати, об искусстве. Вы видели любительскую выставку работ Беатрис Иден? Очень неплохие пейзажи. У Беатрис есть вкус. Боюсь, столь художественной натуре нелегко быть супругой политического деятеля.
— О, — леди Саймон сжала худенькие ручки, — супругой политического деятеля быть просто невозможно, поверьте моему опыту. Правильнее было бы называться вечной соломенной вдовой политического деятеля. Еще ликер, герр Леопольд?
Откинулся полог шатра — король вошел поприветствовать своих гостей. Его сопровождала миссис Симпсон. Когда церемонные раскланивания исчерпались, церемонные вопросы и ответы произнеслись обеими сторонами и полог вновь опустился за королем и его спутницей, графиня Аттольская тихо сказала:
— Напрасно Его Величество так афиширует свои чувства. Я склонна сочувствовать им… Но… У английских королей всегда были любовницы и даже незаконнорожденные дети, которых они обеспечивали, которым давали образование и устраивали их будущее, но это происходило где-то далеко от глаз общества.
— Король думает жениться самым настоящим образом, — твердо сказал доктор Хордер, — как только миссис Уэллис получит развод.
— Болдуин ему этого не позволит, а общество не простит. А вы знаете, как повела себя герцогиня Соммерсет, когда увидела Эдуарда в ложе вместе с миссис Симпсон на спектакле в «Олд Вик»? — тихо, почти шепотом сказала леди Саймон и опять трагически сжала ручки. — Ее едва удержали от публичного скандала.
— Герцогиня Соммерсет стара, глупа и невоздержанна на язык, — возмутилась графиня. — На открытии парламента два года назад она нагрубила супруге русского посла. Заявила ей прямо в лицо, что ненавидит Советы. Допустимо ли подобное на церемонии открытия парламента, когда должна звучать речь короля? Где выдержка, где обыкновенная светская вежливость? Но король… Мне его жаль.
— Мне тоже, — поддержал графиню Аттольскую фон Хеш, поблагодарил дам и направился искать Масарика.
В шатре, где пил чай чешский посол, также сидели несколько дам и турецкий посланник Мунир-Бей. Одна из дам резко откинулась на спинку кресла, словно пряча лицо, и не ответила на приветствие фон Хеша. Фон Хеш знал ее — Женевьева Табуи, прекрасная журналистка, он любил ее статьи. Когда-то в Париже они поддерживали добрые отношения, ее дядя Поль Камбон был в свое время послом Франции в Лондоне.
Масарик взял фон Хеша под руку и, извинившись, вывел его из шатра. Они пошли по аллее, ведущей к дворцу. Тут прогуливались уже вкусившие королевского чая. Еше ожидалась новая американская кинокомедия, по слухам, крайне смешная. Что же, вероятно, Эдуард станет теперь внедрять при английском дворе американскую культуру, чтобы угодить возлюбленной.
— Не примите мои слова за официальный протест, это вообще частный разговор, — начал Масарик, — но позволю себе процитировать следующее, — он достал записную книжку и подвел фон Хеша ближе к парковому фонарю, сумерки начали сгущаться. — «В центре арийского гнезда должно быть большое центральное государство, Чехия, и Польша, Моравия и Австрия, искусственно отсеченные тела Германии, должны составлять его нераздельную часть». Это пишет ваш специалист по геополитике Дарре. А Гитлер поясняет: «Это будет федерация, но члены ее, естественно, не могут быть равноправны с немцами. Союз второстепенных народов, не имеющих ни армии, ни собственной полиции и политики, ни собственной экономики, полная зависимость от хозяина-рейха». Я хочу вас спросить, как это понимать мне, чеху; еще не разучившемуся любить свою суверенную родину? Как предупреждение, что после оккупации Рейнской зоны будет оккупирована Чехословакия?
Фон Хеш был растерян. Масарик не стал его задерживать дальнейшей беседой.
Фон Хеш с трудом высидел фильм, вовсе не показавшийся ему смешным. Он не видел юмора в том, что один человек забрасывает другого пирожными, будто теннисными мячами, и этот несчастный, перемазанный кремом, испытывает подлинное человеческое унижение.
Мультфильмы Уолта Диснея понравились германскому послу куда больше, сказочный мир развеял его тяжелые мысли.
Прием закончился, и фон Хеш поехал домой, в посольство.
В гардеробной лакей Губерт принял от посла трость и визитку. Фон Хеш набросил халат и толкнул дверь в ванную комнату.
Два часа спустя Губерт, удивленный, что господин посол не выходит к ужину, постучал в его кабинет. Но там Леопольда фон Хеша не оказалось. Под дверью ванной комнаты был виден свет, Губерт постучал туда, но никто не отозвался.
Когда лакей наконец взломал неподатливый замок ванной, он глухо вскрикнул и бросился к телефону, чтобы позвонить в Скотланд-Ярд. Посол рейха в Соединенном Королевстве Леопольд фон Хеш был мертв…
XIII
Инспектор Скотланд-Ярда Дэвид Маккенди считался опытным сыщиком, но подобного в его практике не было никогда. Его не допустили к розыску! У ворот германского посольства Маккенди встретил здоровенный плечистый парень с наглой и надменной физиономией. Щелкнул каблуками, с низким поклоном отворил дверь, и инспектор наткнулся на шеренгу таких же здоровенных парней с наглыми и надменными физиономиями. «Их гестаповское происхождение, — невольно подумал Маккенди, — не вызывает сомнений».
— Вы будете разговаривать с пресс-секретарем посольства, — доложил встречающий тоном, не терпящим возражений, будто это не инспектору полиции было решать, с кем ему разговаривать по поводу
