гадать ехали к ней. А этот шкет, надо же, ее родной внук оказался, и за ним с собаками гнались эти базаровские…
– Как ты догадалась, что они из школы? – спросил Мещерский, нахмурившись.
Катя поведала, добавив:
– У меня бывают нежданные озарения. Часто мимо, а тут прямо в точку я со своей догадкой. Но, Сереж, это же прямо какое-то средневековье – травить собаками живого человека. Псовая охота… на цыгана. Знаешь, это чем пахнет, на что это похоже? Слушай, а вообще, что за тип этот Степан Базаров? Странные в его школе школяры, тебе не кажется?
– Приедем сейчас – разберемся. – Мещерский слыл человеком дела. – Да нет, это просто какое-то недоразумение. Хотя Степа… Насчет него Владимир Кириллович что-то нам с Вадькой намекал еще на похоронах, я, правда, значения не придал.
– На что его отец намекал?
– Да не помню я. Он с Вадькой в основном беседовал, я недалеко стоял. Какие-то осложнения после болезни… кстати, понятия не имею, чем и когда такой шкаф, как Степка, болел. А тебе Вадька, значит, ничего не рассказал?
Катя вздохнула: драгоценный В. А. не счел нужным проинформировать ее о проблемах своего знакомого.
– Половина одиннадцатого всего, а мы уже по уши в приключениях. Ох и струсила я там, на дороге, думала все, ты его сбил, – вздохнула Катя. – До чего ж ты, Сережка, влипчивый в неприятности. Кстати, что было в твоей хрустальной рюмашке?
– Водка.
– На дорогу смотри, не отвлекайся, пьяница несчастный. Погостили в цыганском таборе: выпьем за Сережу, Сережу дорогого… Странно, как со мной эта Госпожа Лейла попрощалась: «С тобой, милая, мы увидимся непременно». Что она этим хотела сказать?
– Наверное, то, что к гадалкам чаще всего ваш прекрасный пол путешествует, – улыбнулся Мещерский. – Нам гадать не о чем. И так давно все поняли и смирились.
Катя покосилась на него – ишь ты, Мещерский, воспрянул духом после ста грамм, окрылился, и, чтобы он не очень-то распускал язык насчет «прекрасного пола», ехидно заметила:
– Кстати, на твоем шикарном галстуке что-то, милый мой разиня, больше не видно той серебряной булавочки, о пробе на которой тебя так настойчиво спрашивали.
Мещерский ахнул и… Ахать – это все, что оставалось. Не поворачивать же было назад?
Глава 9
ШКОЛА
Полевой лагерь – для Кати это понятие упорно ассоциировалось с одним: запахом гречневой каши, сваренной на походном костре. И правда, в «Отрадном» этой самой гречкой весьма явственно попахивало. База отдыха располагалась в тенистом и сумрачном хвойном бору на берегу Клязьмы. Трехэтажный корпус со стеклянной пристройкой, где прежде помещалась столовая для отдыхающих, и одноэтажный особнячок – то ли бывшая медсанчасть, то ли административное здание – вот и все хозяйство. Сейчас обжитым выглядел лишь особнячок, а многоэтажка таращилась на лес, на реку слепыми пыльными окнами.
Базу окружал полуразрушенный кирпичный забор. Со стороны двора вплотную к нему лепилась сетчатая клетка-вольер. Там бегали собаки: овчарки, питбули, боксеры. Они встретили «Жигули» Мещерского оглушительным лаем. А больше вроде никто и не всполошился, не отреагировал на чужаков. Во дворе перед корпусом Катя увидела двоих парней – загорелые, босые и полуголые, они обливали друг друга из шланга.
Запах гречневой каши доносился со стороны реки. Когда Катя вылезла из машины, она увидела на берегу под старой покосившейся березой настоящую полевую кухню. Возле нее возился еще один полуголый парень, повязанный поверх пляжных «бермуд» фартуком. Его напарник – в тельняшке и подсученных до колен камуфляжных штанах – лихо колол дрова.
Степан Базаров появился неожиданно – точно из-под земли вырос.
– Ну, Серега, ты совсем рано. Договаривались с утра, а сейчас время уж к обеду, – заметил он, здороваясь с Мещерским за руку, и сделал вид, что только что увидел Катю. – Привет. Вот неожиданная гостья.
Катя почувствовала себя не в своей тарелке – ей особо не обрадовались и даже не пожелали это скрыть. Она тут же разозлилась на Мещерского: притащил сюда неизвестно зачем, поставил в неудобное положение…
– Розы отличные, – спокойно заметил Степан. – Деду? Не жаль мертвому такие? Лучше б мне подарила. Мне никто таких не принесет, если что, – спорить могу. Серег, хотел бы на свои похороны такую красоту?
Катя ощущала себя все скованнее: этот парень нес околесицу, и делал это явно специально. Когда у тебя траур по близкому человеку, так развязно себя не ведут. Это дурной тон. Она покосилась на собеседника: Базаров и одет-то был весьма затрапезно в какое-то некогда черное, а теперь полинявшее от частых стирок и солнца трико из хлопка. Дешевая толстовка туго облегала его великолепно развитые плечи, выпуклую грудь. Рукава были закатаны до локтей, и взору открывались полузажившие царапины и ссадины на загорелой коже.
– Нельзя ли розы положить в ведро или бочку с водой? – спросила Катя. – Хочется довезти их свежими.
Степан вроде бы и не слышал ее просьбы – они с Мещерским уже горячо обсуждали какой-то деловой телефонный звонок: то ли кто-то не позвонил, то ли позвонил не вовремя. Вообще с самого начала Кате показалось, что этот тип дал ей понять, что он ее в упор не видит. Правда, чуть погодя к ней подошел какой-то паренек тоже в выцветшем трико и предложил «позаботиться о цветах».
– Чаю хочешь? – спросил он, весьма быстро и бесцеремонно переходя на «ты». – Пойдем. Учитель сказал, чтобы я и о тебе позаботился.
