– Порез, длина примерно сантиметров девять-десять. – Колосов ощупал рану. – Возможно, защищаясь, он схватился за лезвие… за предмет, которым на него было совершено нападение.
– Никита, он не схватился за лезвие, – как тихое эхо, прошептала Катя. – Мне кажется… я видела это. Выслушай меня, пожалуйста, внимательно.
Колосов слушал ее сбивчивые объяснения. Лицо его еще больше ожесточалось. Таким Катя его действительно не видела никогда. Начальник отдела убийств менялся прямо на глазах. И причиной тому – Катя это чувствовала всей кожей – было растущее в его душе бешенство. Быть может, в нем бродил, кипел, бил через край еще не выветрившийся хмель. («С чего это вдруг он напился? – раздраженно подумала Катя. – Этого сейчас нам только не хватало тут!») Может быть, дело было в этом, но и следа теперь даже не осталось в Колосове от той потерянности, за которую Катя так искренне жалела его всего четверть часа назад.
Теперь Колосов был… О, подобная перемена Кате чрезвычайно не понравилась… Мужчина в приступе бешенства, что бык, бросающийся на красную тряпку. Слеп, глух, яростен, неистов, беспощаден, непредсказуем в своих поступках. Но изменить сейчас что-то, переломить в душе Никиты эту пожиравшую его ярость она уже не могла. Что толку говорить ему сейчас «успокойся, остынь», когда он даже не слышит ее – а слышит лишь стук своей крови в висках?
– Кто у вас там задержан? – спросил Колосов хрипло. – Лейтенант, вы говорили – он в реке с себя кровь смывал. Где он?
– Не то чтобы мы видели, что он смывал… Так ребятам показалось, мы предположили… – Старлей ГИБДД тоже что-то уловил этакое в тоне начальника отдела убийств. – Возможно, мы и ошиблись. Я ж говорю, мы как приехали, как увидали это все, я тут же патруль послал местность осмотреть. Ну и на берег реки тоже… А там этот вроде в воде. Ребята его выволокли. А он в крик – в чем дело, дачник я местный, всегда утром по холодку здесь… Ничего, мол, не знаю, не видел.
– Где он, я спрашиваю?
– В опорный доставили. Там решили – пусть пока под охраной побудет до выяснения. А вы куда же… куда вы, товарищ майор?
– Ты куда, Никита?!
Катя и гибэдэдэшник крикнули это одновременно: Колосов развернулся и ринулся к машине.
– Куда тебя несет? – Катя клещом вцепилась в его руку, буквально повисла на ней всей тяжестью тела. – Ты с ума сошел? Что ты задумал? Мы еще здесь ничего не закончили! Сейчас следователь приедет, опергруппа, их в курс надо ввести. Не смей меня отталкивать, слышишь? Ненормальный, мне же больно!
Он смотрел на нее – и не видел. Катя пыталась потом забыть этот взгляд – тщетно. Ей было горько до слез, но времени падать духом, раскисать уже не было. Она чувствовала: отпусти она его сейчас, и случится непоправимое.
– Никита, послушай… Да послушай ты меня! Там следы крови на кустах, на траве. Мы еще до конца не осмотрели! – Катя решила, что она костьми ляжет, но не пустит этого бешеного сейчас туда, к задержанному, вершить суд и расправу.
В процессе увещевания впавшего в ярость нетрезвого коллеги все ее собственные страхи вдруг разом улетучились. Ее не пугали больше ни это мрачное место, ни изуродованный труп, ни призрак, тень того неизвестного жуткого существа, убийцы-садиста, чье присутствие здесь она ощущала всей кожей. Потому что не далее как несколько часов назад здесь, на поляне, он кромсал, резал, рвал податливую человеческую плоть, пускал кровь, зачем-то разбрызгивал ее потом по траве и кустам, точно в приступе дикого, буйного исступления. Нет, теперь из всего этого неожиданного кошмара Катю пугал лишь Никита. РАЗВЕ МОЖНО ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ОН В ТАКОМ СОСТОЯНИИ УВИДЕЛСЯ С ЗАДЕРЖАННЫМ? Кто бы этот человек там ни был, что бы ни сотворил. Ведь Колосов пристрелит его, а потом… Затем и рвется туда, по глазам его безумным это видно!
– Что же, я должна одна все тут делать?! – крикнула Катя.
И этот последний, жалкий, капризный, настоящий женский довод, за который, как за соломинку, она ухватилась в страхе и отчаянии, как ни странно, подействовал на Колосова лучше всех иных слов.
Не то чтобы он успокоился, пришел в себя. Нет, он просто холодно кивнул:
– Ладно, сначала все осмотрим здесь, не кричи. А потом уж…
Вместе с сотрудниками ГИБДД они обследовали залитый кровью куст бузины – создавалось впечатление, что кто-то намеренно оставлял там некий жуткий знак.
– Вот и тут тоже на траве, и вот еще… – Старлей осматривал дерн под ногами, словно росой, испещренный бурыми каплями. – И дальше кровяные следы по тропе наверх.
– Дай фонарь, – Колосов протянул руку. – Ждите опергруппу. А мы с…коллегой, – он глянул на притихшую Катю, – пройдем по всему маршруту. Посмотрим, куда же ведут эти следы.
Весь путь наверх, как впоследствии описывала Катя своей приятельнице это уже второе по счету восхождение на Май-гору, ее не оставляло ощущение, что кровавую тропу кто-то проложил специально, отмечая ее особыми страшными вехами в виде кровяных потеков и брызг на траве и кустарнике. Пятно света от фонаря шарило по зарослям, и то тут, то там они находили все новые и новые следы. Все круче уходила тропа, все выше они поднимались. Заросли малины, орешника, крапивы, кусты боярышника, бузины – сейчас Катя ничего этого перед собой не видела, не замечала, кроме цепочки черных кровавых пятен, потеков, сгустков, брызг – то тут, то там…
И ей все казалось: они с Колосовым, как две ошалелые ищейки, спущенные с поводка, идут по кровавому следу, все быстрее, быстрее. А сердце уже колотится в ребра, и от крутого подъема дыхание вот-вот, кажется, разорвет легкие.
– Ты в порядке? – Колосов, сам задыхавшийся и взмокший от напряжения, обернулся к еле живой от усталости Кате, протянул ей руку и последние несколько метров до вершины холма буквально тащил ее за собой.
То, что они увидели на вершине, потом не раз снилось ей по ночам. Цепочка кровавых следов привела прямо к кострищу, которое некогда показалось Кате остатками привала туристов. Теперь же в центре выжженного черного круга был водружен… Катя, не веря глазам своим, нагнулась ниже – что еще за чертовщина? Это был тот самый коровий однорогий череп. Кто-то вытащил его из травы, очистил от глины и
