застилала белесая, мглистая пелена. И хотя он помнил все, что говорил и делал, до мельчайших деталей, воспоминания эти все равно были похожи на туман похмельного сна.
Дача Чебукиани пряталась в глубине участка в густой зелени. Буйство ее напоминало Колосову Ботанический сад, виденный в далеком детстве. Заросли боярышника и сирени, черемухи и бузины, кусты крыжовника, смородины и малины, облепиха и жасмин, темная хвоя разлапистых елей, тенистые липы, корявые стволы и пышные кроны старых яблонь, сливы, усыпанные зелено-фиолетовыми плодами, черноплодная рябина, сгибающаяся под тяжестью созревающих гроздьев, разросшийся в трещинах фундамента мох.
– Сейчас, минуту, открываю… – послышался за калиткой женский голос.
Калитка распахнулась. Судя по описанию Кати, им открыла сама хозяйка дачи Александра Модестовна Чебукиани. Колосов был удивлен: как раз вдову-то он и не рассчитывал встретить в Май-Горе. Ведь в этот день как раз хоронили Сорокину. На воротах сорокинской дачи и на калитке висели замки, видимо, Константин уже уехал в Москву. И то, что соседка его, столь близко к сердцу принимающая их семейные проблемы, не сочла нужным, опять же по-соседски, поддержать его в скорбные минуты на кладбище, было довольно-таки любопытным фактом для размышления. Впрочем, Колосов решил вообще не зацикливаться на каких-либо фактах, пусть даже странных и необычных. Картина происходящего в Май-Горе была в целом грозной и туманной одновременно. И при всем обилии информации у них до сих пор все равно не хватало материала на мало-мальски вразумительную версию, охватывающую и объясняющую события во всей их совокупности.
– Милиция? К нам? – Александра Модестовна удивленно разглядывала непрошеных визитеров. – Проходите… Однако чем я могу…
Колосов и Караулов официальнейшим образом представились, демонстрируя вдове свои «корочки». И титул «следователь прокуратуры» произвел гораздо больше эффекта, чем «начальник отдела убийств».
– В первую очередь, Александра Модестовна, мы хотели бы узнать, кто, кроме вас, в данное время находится на даче? – осведомился Караулов.
– Мои гости. Подруга с ребенком, мой племянник Саша и один мой знакомый. – Александра Модестовна перечислила всех так старательно, словно кого-то боялась забыть.
– Фамилия знакомого, пожалуйста?
– Смирнов. Олег Игоревич Смирнов.
В тоне ее явно звучало: вот мы какие, подивитесь на нас, каких людей в друзьях держим! Но Караулов и ухом не повел. Словно и раньше фигуранты по уголовным делам козыряли перед ним дружбой со столичными знаменитостями.
– Нам необходимо поговорить с Олегом Игоревичем, – сказал Колосов.
– Ему нездоровится. Возраст, перепад давления, сердце… – Вдова художника с беспокойством оглянулась на дом.
– Мы настаиваем. Но… время пока терпит. – Колосов вежливо улыбнулся. – Тогда, с вашего разрешения, мы вам зададим несколько вопросов.
– Пожалуйста. Пройдемте в дом?
– Да вот тут лучше, на воздухе под липой. – Караулов направился к садовой мебели перед домом. Хотел было уже сесть за низкий дачный столик, как вдруг лицо его скривилось в брезгливой гримасе.
Подошедший следом Колосов увидел, что по краю столешницы ползет крупный бронзово-зеленый навозный жук. Он был привязан за лапку черной ниткой к толстому гвоздю, вбитому в самый центр столешницы, и поэтому мог двигаться только по кругу, на длину удерживающей его нити, которая постепенно наматывалась на гвоздь. Останки второго жука, раздавленного в лепешку, лежали у самого гвоздя.
– Этот мальчишка меня с ума сведет, опять эту мерзость с грядки притащил! – Александра Модестовна быстро нагнулась, сдернула с ноги босоножку-«сабо» и метким ударом припечатала навозника к столу. Послышался хруст хитинового панциря, дерево испачкали брызги белесой жидкости из раздавленного насекомого.
Колосов молча наблюдал за женщиной.
– Пойдемте в дом, – сказала она сухо.
На террасе было пусто и солнечно. Колосов прислушался: дача полна народа, и час не такой уж и ранний – половина девятого уже, а тихо как в могиле. Дальше террасы их, видимо, пускать не собирались: Александра Модестовна указала на стулья, стоящие вокруг большого обеденного стола, а сама расположилась в углу в кресле. Колосов изучал дом: старая послевоенная дача, но гораздо более комфортабельная, обжитая и уютная, чем, например, дача Катиной подруги. Видно, тут живут и зимой: двойные теплые рамы на террасе, шведская отопительная система по типу АГВ, мебель, хоть по-дачному и разнокалиберная, но недешевая. Чувствовалось, что покойный муж Александры Модестовны любил этот дом и, не жалея, вкладывал в него деньги, немалые по доперестроечным временам.
Что Колосова поразило – так это отсутствие картин. Ведь, насколько он знал, Георгий Забелло- Чебукиани был художник, и довольно именитый. Естественно, он имел в Москве мастерскую. Но чтобы вот так совсем лишить дом, где он провел последние годы жизни, своих работ… Впрочем, его картины могли висеть в других комнатах, осмотреть которые пока не представлялось возможным.
– Ну так какие же вопросы вы мне хотите задать, молодые люди? – Александра Модестовна нетерпеливо пошевелилась в кресле.
– Как тихо у вас, – Колосов кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж. – Где же ваши гости?
– Отдыхают. Не встали еще. Я же сказала: Олегу Игоревичу нездоровилось, у нас была трудная ночь, все легли очень поздно. А племянник мой уехал в Москву.
– Вы же сказали, он здесь, с вами.
– Ну, вы же спросили, кто на даче со мной проживает… А Шура сегодня утром по просьбе нашего соседа Сорокина поехал помочь ему с похоронами сестры. Ведь вы по этому поводу пришли, не так ли? Насчет смерти Валерии?
