глядеть на все это, по-настоящему тошно, омерзительно. Вы вот Шилова упомянули. А думаете, легко ему было дорогу себе пробивать? А Глазунову? Что только не писали, как не критиковали от зависти. Но ничего. Ничего! Мы тоже кое-чему научились за эти годы. Я, конечно, могла бы все продать, промотать, прожить – картины, вещи Георгия. Но у меня есть совесть. Только я, одна я знаю, что это был за человек, что за художник. У моего мужа должен быть музей. И он будет, поверьте мне. Я, когда он умирал, обещала ему это. И по мере сил и возможностей постараюсь обещание сдержать. А там, лет через пятьдесят, наши потомки рассудят, кто был гений, а кто, извините, маляр постенный, авангардист, мать его за ногу! – Александра Модестовна совершенно по-озорному, по-мальчишески сплюнула. – Время все расставит на свои места. Георгий в юности работал в мастерской Павла Корина. Его музей-квартиру, думаете, легко организовать было, пробить? Если бы не близкие, друзья его, мы навряд ли чего бы увидели. Все бы в запасниках годами пылилось. Так что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Я приняла меры. Думаю, рано или поздно, но в Москве все равно откроется музей моего мужа.
– Александра Модестовна, я вот что хотел спросить. – Колосов прервал патетическую тираду вдовы, которая, как ему казалось, уводила их от главной темы разговора. – Мы в рамках уголовного дела о причинах смерти Валерии Сорокиной знакомились тут на днях с ее близкими. Так вот, неожиданно в беседах с нами и Константин, и его отчим… Вы ведь в курсе, что у Сорокина был отчим? Вижу, что да. Так вот, мы столкнулись с их явным нежеланием не только оказывать помощь следствию, но и со стремлением втянуть в это дело посторонних лиц. Константин считает, что смерть его сестры не случайна. Но причины ее видит не в семейных проблемах, которые, кстати, всячески скрывает, не в ее болезни, а неких внешних факторах, высказывая подозрения, что к этому делу могли быть причастны и другие люди, с которыми его сестра…
Александра Модестовна резко подалась вперед:
– Что за бред? При чем мы тут? Лера была психически больная! Мало ли что ей пришло на ум!
– Более того, – Колосов удовлетворенно созерцал этот маленький переполох в курятнике. – Нас крайне настораживает и тот факт, что вокруг вас, Александра Модестовна, ваших знакомых и этого вот прекрасного гостеприимного дома в поселке складывается какая-то странная, нездоровая атмосфера. Люди, с которыми вы общаетесь, внезапно гибнут… Гражданин Тарантинов вчера только работал у вас, а сегодня обнаружен мертвым.
– Да при чем тут мы и этот алкоголик? И при чем тут Лера? Молодой человек, вы что-то умалчиваете, говорите-ка прямо, начистоту. А то я никак не пойму, к чему вы клоните.
– Начистоту? Ну хорошо. – Колосов нахмурился, словно собираясь с духом, прежде чем открыть вдове страшную тайну следствия. – У нас есть веские основания думать, Александра Модестовна, что смерть Сорокиной не самоубийство, а хладнокровно осуществленное, преднамеренное убийство. Мотивы же его, как мы полагаем, кроются в нездоровой атмосфере, сложившейся в семье Сорокиных. И какие бы вздорные и фантастические версии ни выдвигал бы на этот счет Константин относительно причастности к этому делу неких иных лиц, – тут он сделал крохотную паузу, словно давая вдове время понять и оценить сказанное в нужном ключе, – мы пока твердо уверены в том, что же все-таки является тут первопричиной. Но тем не менее после заявлений Сорокина мы вынуждены проверить и другие версии по делу, понимаете? И проверить все досконально и тщательно. Есть два пути такой проверки: простой путь и сложный. Второй предполагает выполнение целого ряда процессуальных формальностей с целым кругом лиц, которые когда- либо, а тем более в последние дни, входили в контакт с Валерией Сорокиной. Но есть и другой путь проверки, простой, где все эти формальности не суть важны. Все, однако, зависит от выбора, какой мы с вами сейчас сделаем. Вы, а я просто в этом убежден, лучше других осведомлены об истинном положении дел в семье Сорокиных.
– С чего это вы решили? – резко спросила вдова.
– Я так решил, Александра Модестовна. Скажем так. Вы сейчас ответите, что я ошибся, но… Прежде чем сказать так, подумайте хорошенько, каких неудобств и неприятностей вы и близкие вам люди можете избежать, выбрав самый простой путь – то есть согласившись рассказать нам правду об этой странной семье.
– Я кое-что действительно знаю с его слов, – Александра Модестовна колебалась, как поступить. – Но поймите, я не привыкла передавать вздорные сплетни. Костя все это так болезненно переносит…
– Александра Модестовна, так отчего же Константин так резко порвал со своим отчимом? – сухо спросил Караулов, они дожали источник информации до нужной кондиции – еще минута, и умная, сообразительная вдова художника, правильно оценив ситуацию, расскажет им правду или же… то, что она захочет представить им под видом правды.
– Насколько я знаю… Насколько он мне говорил… – Она все еще колебалась. – Ну, одним словом, это был грязный, растленный тип, извращенец, понимаете? Внешне очень респектабельный, а внутри… Костя ведь с Лерой после смерти матери были еще детьми. Отчим их усыновил. Вроде бы сделал благое дело, однако… Вы меня извините, молодые люди, но я не верю в благородство и благотворительность мужчин, не в обиду вам будет сказано. Так вот, Константин рассказывал мне, что сначала он ничего такого за отчимом не замечал. Ну, мальчишка же наивный, откуда? А потом, уже будучи студентом, однажды случайно наткнулся среди вещей отчима на фотоальбом. Тогда только-только появились «Полароиды», отчим из зарубежной поездки привез этот фотоаппарат. Ну, и якобы на фотографиях он и Лера были запечатлены в позах, о смысле которых нетрудно догадаться. Он пользовался тем, что она слабоумная, ненормальная, и заставлял… Ну, одним словом, принуждал девочку к разному свинству и непотребству. – Александра Модестовна смерила Колосова взглядом, и тот почувствовал, что его словно иголкой кольнули. – Во избежание беременности этот эротист хренов принуждал ее к отношениям в извращенной форме, заставляя… Ну, да вы не маленькие мальчики, коли в такой организации служите. Не мне, женщине, вам этот содом расшифровывать. Костя сказал мне, что снимки эти – представляете, этот извращенец все это еще и «Полароидом» снимал, чтобы потом на досуге втихаря любоваться! – поразили его как удар грома. Ну, птенец же он совсем был, чистый, двадцатилетний, неискушенный студиозус, не то что нынешние занюханные подзаборники… – Вдова перевела дух. Колосова заинтересовала ее манера небрежного сквернословия – он и не думал, что услышит нечто подобное перлу «хренов эротист» из уст этой рафинированной, холеной пожилой дамы.
– Значит, вступившись за сестру, он и порвал с отчимом? – нетерпеливо вмешался Караулов. – А почему же в прокуратуру на него не заявил?
– В прокуратуру? – Александра Модестовна озадаченно хмыкнула, словно сама мысль о таком поступке казалась ей невероятной. – Ну, Константин тогда уже учился на последнем курсе МГИМО. В среде, в которой он вращался, скандалов не терпят, тем более такого позора. В случае огласки пострадал бы не только этот чертов извращенец, но и сам Костя. А он всерьез готовился тогда к дипломатической карьере. Жаль, она у него так и не сложилась. А потом, молодые люди, инцест в семье… – Александра Модестовна брезгливо поморщилась. – Это дело такого сорта, в которое, согласитесь, никто не желает вмешивать посторонних, даже ради достижения такой благородной цели, как наказание некоей растленной скотины. Но все это такая давняя история… Десять лет прошло с тех пор. Я не думаю, что все это имеет какое-то отношение к смерти Валерии.
