какие-то ящики привезли на грузовике из театра.
«Что же получается, Шапкин следил за ним? – Катя старалась ничего не упустить. – Нет. Они просто проверяли всех под гребенку в связи с пропажей сына учителя».
– Что касается нашей ночной прогулки с ребятами, так я все вам сейчас объясню!
– Конечно, объясните, придется объяснить. И не только мне, но и прокурору.
– Но при чем тут прокурор?! Зачем прокурор?
В комнатах кипел обыск. Особо, как успела заметить Катя, сыщиков интересовала ношеная одежда – часть ее достали из стиральной машины, часть из шкафа, с вешалки. С самого Симона сняли куртку и бейсболку.
– Роман Васильевич, зайдите в гараж! – позвали Шапкина откуда-то из глубины дома. – Взгляните на это!
Когда Катя и Анфиса следом за Шапкиным переступили порог гаража, то первое, что они увидели, была машина «Вольво». Весь угол гаража занимали громоздкие ящики. К стене было прислонено разбитое зеркало в старинной раме. На ящиках и на раме Катя заметила инвентарные номера. Наискось по черной крышке самого большого ящика вились стершиеся позолоченные буквы: W, A, L, E, N, T, Y.
Глава 29
СЕМЕЙНАЯ ТАЙНА
– Значит, из Киева сам? – повторил Шапкин, когда Симона привели в гараж. – Там по какому адресу проживали?
– Улица Франко, владение седьмое, – Симон оглянулся на подошедшего к нему оперативника. – Что это у вас? Что вы собираетесь со мной делать?
– Пальцы откатаем.
– Здесь?!
– Вот именно. А в Москве у вас что, тоже квартира имеется?
– В Москве я снимал жилье.
– По какому адресу?
– Осенний бульвар, дом 22, квартира…
– Каким бизнесом занимаетесь?
– Я уже говорил, когда мы с вами в баре встречались, – разным: торговля, биржа, инвестиции.
– Инвестиции во что? – Шапкин покосился на притихших Анфису и Катю.
– Во все, что приносит доход! Простите, я не понимаю, в чем меня, собственно, обвиняют?
Анфиса была переполнена впечатлениями и благодарностью, что ее не отослали назад в отель, и ни на что особо не претендовала. Катя же… ей стало казаться с некоторых пор, что Шапкин упускает драгоценное время на все эти второстепенные выяснения. При чем тут киевский адрес Трущака? И отпечатки пальцев можно было бы потом с него снять. Сейчас главное – напор и натиск, допрос по существу, где все факты практически налицо: двое несовершеннолетних, доставленных им на катере ночью в безлюдное место, веревка, которой он пытался их связать, то есть обездвижить, лишить возможности к сопротивлению и побегу и… наконец, провал – глубокая яма в земле, где потом, после всего задуманного, можно было бы спрятать их трупы. Вот это и есть сейчас основной стержень, на нем необходимо строить допрос. Пока исключительно на этом, пытаясь сломать его психологически на фактах, что и так уже очевидны, не нуждаются в дополнительных доказательствах, являясь самой сутью появившегося в отношении него ПОДОЗРЕНИЯ.
Катя вспомнила их совместную поездку со станции. Что-то насторожило ее уже тогда в нем – неужели его общительность, развязность? Готовность подвезти ее с вещами до отеля? Его улыбка, его смех? Его слова? О чем они болтали дорогой – сейчас уже и не вспомнить толком. Увидели радугу над лугами, а потом людей в форме, военные и милицейские машины на шоссе. Да, это ее встревожило тогда, хотя она еще не знала причины. Он сказал, что в городе кого-то ищут. Это ее насторожило? Нет, насчет этого можно было бы догадаться. Она сразу поняла, что это есть не что иное, как «поисковая операция». Но что же тогда заставило ее еще там, в его машине, как-то внутренне подобраться, сказать себе «ого, он не так прост, каким кажется с виду»?
Они ехали, увидели радугу над лугами, и он сказал… Как же он это сказал? Смысл был таков, что эту разноцветную, сияющую в облаках небесную красоту НАДО БОЯТЬСЯ. Он так сказал, и она, Катя, почти сразу же испытала неожиданный, непроизвольный приступ страха и острой тревоги, увидев солдат, увидев машины, услышав лай служебных собак.
Страх… А он словно был его предвестником. А может быть, и главным его источником здесь, в городе?
«Кого-то ищут…» – возможно, он все знал уже тогда. И место знал, где надо искать, – старая ель в Елмановском лесу примерно в ста метрах от дороги…
Вот о чем еще надо спрашивать его прямо сейчас. А киевский адрес, его профессия, даже эти вот ящики в гараже, эта надпись на них, это зеркало – все это может пока подождать.
НА САМОМ БОЛЬШОМ ЯЩИКЕ ЗНАЧИТСЯ ФАМИЛИЯ «ВАЛЕНТИ»…
ЗЕРКАЛО РАЗБИТО. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СВЕТ ДРОБИТСЯ В ОСКОЛКАХ, ПРЕЛОМЛЯЯ СПЕКТР, РОЖДАЯ ТАМ, ВНУТРИ, В ЗАЗЕРКАЛЬЕ, КРОШЕЧНУЮ РАДУГУ.
МОЖЕТ БЫТЬ, ПОЭТОМУ НА ОСКОЛКИ ТАК ТРУДНО СМОТРЕТЬ. И ОДНОВРЕМЕННО НЕ СМОТРЕТЬ НЕВОЗМОЖНО. ВЗГЛЯД ПРИТЯГИВАЕТ, ОЩУЩЕНИЕ ТАКОЕ, ЧТО ТАМ ВНУТРИ, КРОМЕ РАДУГИ, ЧТО-ТО ЕСТЬ.
На поверхности – трещины. И какие-то пятна.
Шапкин заслонил своей спиной зеркало от Кати. Дотронулся до разбитого стекла, поскреб пальцем то, что когда-то давно его запачкало.
– Не трогайте зеркало! – хрипло сказал Симон.
Оперативники, осматривавшие машину, вытащили из багажника ящик с инструментами, выложили на капот молоток, монтировку, долото. Все это предстояло изъять для будущей экспертизы. Из бардачка достали водительские права, документы на машину и еще что-то, оказавшееся потрепанным альбомом.
Шапкин забрал альбом и начал молча его листать. Кате показалось, что ей самое время вмешаться.
– С какой целью вы привезли ребят к провалу? – спросила она Симона.
– Вам какое дело? Вообще, кто вы… кто ты такая? Я тебя вижу второй раз в жизни!
– Мы познакомились на станции, когда я только сюда приехала, он подвез меня, – быстро объяснила Катя Шапкину, хотя тот, казалось, и не нуждался в объяснениях, поглощенный альбомом.
ЧЕРТ, ЧТО ТАКОГО ОН ТАМ НАШЕЛ? ПОЧЕМУ ВСЕ ЭТО НАДО ИЗУЧАТЬ ИМЕННО СЕЙЧАС?
– Я капитан милиции, вы задержаны нами при попытке нападения на двоих несовершеннолетних, которых вы обманом привезли на собственном катере к…
– Я пытался напасть на них? – Симон сжал кулаки. – Ты что, ненормальная?!
– На наших глазах вы связывали одного из ребят.
– Да я просто… Слушайте, уберите ее от меня. Она весь этот хай несусветный подняла из-за пустяков, и вторая тоже – эта толстуха…
– Как дам сейчас, – Анфиса выступила вперед. – Скажи спасибо, что милиция быстро приехала, а то бы я там тебя на фарш разделала, извращенец!
– Я извращенец?!
– Педофил! Ублюдок!
– Дура! – Симон сжал кулаки. – Вы что, поверили им? Вы что, серьезно думаете, что я… что мы там с пацанами…
У него на лбу надулись жилы, выступил пот. Темные кудрявые волосы смокли, слиплись. Он был весь – страх и злоба, злоба и страх. Катя вспомнила его там, в машине. Там он показался ей очень даже симпатичным парнем. Куда что делось? Исказилось, как в разбитом зеркале…
– Что вы молчите? – крикнул Симон Шапкину. – Прекратите рыться в моих вещах, я запрещаю трогать наш семейный альбом! Меня на ваших глазах унижают, оскорбляют, мешают с дерьмом какие-то проходимки полоумные, а вы шарите по углам, вместо того чтобы пресечь этот поток грязной, ничем не обоснованной клеветы!
