перемене погоды, к ночи, к новым ее сюрпризам…
А потом в «Дали» неожиданно приехал Роман Васильевич Шапкин. Они окружили его: «Ну что, как, что там нового?» Катин голос терялся в общем хоре. Ольга Борщакова поманила было его в бар – авось там, за рюмкой ее бывший одноклассник «при погонах» станет общительнее.
Но Шапкин подошел сначала к Иде. Она сидела на диване.
– Извиняйте, что вчера уехал так внезапно.
– Ничего страшного, – она оглядела его. – Вы поймали убийцу, поздравляю. Вы герой, Рома.
– Думал о вас я. – Шапкин покраснел. Разом пропали все его веснушки, а глаза из серых стали неожиданно голубыми.
– Даже когда допрашивали этого педофила?
– Уткин не педофил.
– Да, да, конечно… я спутала, – Ида кивнула. – А вы герой местного масштаба. Знаете, я тоже вас вспоминала. И даже немножко ждала. Вы хороший, смелый. А вот скажите, Рома, у вас когда-нибудь были… ну, как бы это сказать… фантазии, видения… глюки?
– После шестой бутылки, – серьезно ответил Шапкин. – И то смотря как пить и с кем.
– А вы так много пьете?
– Ради одного человека совсем бросить могу. Могу и еще кое-что, Ида Викторовна. – Он широким жестом протянул ей руку, чтобы помочь подняться с дивана.
Но она словно не заметила, смотрела мимо него на двери отеля. На пороге стоял Симон.
Глава 34
«ПОДСТАВЬ ДРУГУЮ ЩЕКУ»
Узрев Симона, Ольга Борщакова ринулась ему навстречу как к дорогому и желанному гостю. Ида тоже улыбнулась и мяукнула как кошка «Чао!», отстранилась от Шапкина и встала с дивана. Анфиса замерла – испуганная, сбитая с толку: как, только вчера он был в наручниках, а теперь усмехается как ни в чем не бывало.
«Они не знают о том, что случилось у провала, – решила Катя. – Они ни о чем не подозревают. Напрасно Шапкин грозил ему широкой оглаской. Сам первый никому словом не обмолвился – а насчет того, что отпустил его, даже нам… мне не сказал».
– Давно, давно вас не лицезрели, – в голосе Ольги слышался мягкий упрек. – Забыли совсем к нам дорогу.
– Все хотел заскочить. – Симон медленно обвел глазами холл, скользнул взглядом по Шапкину, Анфисе, зацепил Катю и остановил взор свой на Марусе Петровне. – Повидаться, поболтать, рюмашку пропустить, да вот все дела стопорили.
– Я слышала, вы катер приобрели? – спросила Ида.
«Они его знают, он со всеми тут знаком, – сделала вывод Катя. – Ну правильно, он же говорил, что бывал здесь раньше. Тут никто не видит в нем никакой угрозы».
Шапкин достал из кармана зажигалку и сигареты, щелкнул огоньком и повернул было к выходу.
– Куда же вы? – капризно окликнула его Ида. – Уезжаете? Так быстро? Опять? А я не хотела бы сегодня с вами разлучаться, Рома.
Шапкин поперхнулся дымом. Чуть погодя, когда он курил у входа, Катя, улучив минуту, настигла его, обрушилась с вопросами:
– Роман Васильевич, как это понимать?
– Что?
– Явление.
– Формально он чист. Убийство раскрыто, Уткин признался, арестован, по этому эпизоду против Трущака мы ничего не имеем.
– А мальчишки что говорят?
– Подтвердили его слова полностью: нанял, мол, их в помощь, чтобы помогли ему спуститься в бункер. За это не привлечешь.
– А опознание матерью Насти? Вы же хотели организовать.
– Тамарка Трехсвятская его не опознала. С Настюхой-малолеткой смысла нет опознание затевать, возиться. И палец на рисунке не его. Вот и все. После признания Уткина в убийстве сына (кстати, отпечаток на рисунке тоже не его) против Симона Трущака у нас ничего нет. И вообще убийство раскрыто, сейчас все внимание на Уткина, а рисунок… Пока его вообще ни к чему не пришьешь, ни к одному из известных эпизодов. С версией педофила мы облажались вчистую, если хочешь знать – это моя версия была, ну я и облажался. Так что пришлось этого урода в десять утра с миром отпустить.
– С миром? А урод сюда приехал. Улыбается, скалится как ни в чем не бывало.
– Слушай, голуба моя, что ты от меня хочешь? Вышвырнуть его отсюда? Могу, даже с удовольствием, – Шапкин прищурился. – Олька, правда, за это меня по головке не погладит, он у нее что-то вроде VIP- клиента, бабла на выпивон никогда не жалел в баре, но что ж – рискну.
– Подождите, не надо, что вы в самом деле. – Катя испугалась его решительного вида.
Шапкин хмыкнул.
Послышался цокот копыт. И на фоне багряного заката возникло новое явление: Олег Ильич Зубалов верхом на коне. Позади ехал берейтор – сопровождающий. Как позже узнала Катя, лошадей напрокат для верховых прогулок можно было взять на соседней ферме, где предприимчивые люди организовали что-то вроде школы верховой езды для туристов. Коняга под Зубаловым была гнедая, смирная, но восседал он точно на горячем скакуне – спина прямая, ноги в стременах, поводья намотаны на кулак. Он обогнул клумбу и подъехал к Даше, которая сразу же забыла про волан и ракетку, запрыгала, завизжала от восторга при виде «лошадки».
– Дашенька, смотри-ка, – окликнул ее Зубалов. – Только осторожно, отойди подальше… ну-ка… Н-но!
Он дернул поводья, натянул их до отказа, саданул конягу пятками в бока.
– Что вы делаете?! – встревожился берейтор.
– Хочу поднять его… Н-но, давай, вверх, вверх давай. А вы не орите мне под руку, я в седле побольше вашего!
Конь заплясал, загарцевал, натужно вздыбился, потом опустился, почти упал на передние ноги. Но Зубалов снова огрел его и снова поднял на дыбы. На коричневом конском брюхе – вздутые жилы…
– Дашенька! Девочка! – Голос Зубалова был молодым, звонким, мальчишеским.
Привлеченные небывалым зрелищем, все высыпали из холла наружу.
– Олег, ты разобьешься! – крикнула Марина Ивановна.
– Это я-то разобьюсь? Н-но!
– Прямо цирковой аттракцион. Вам не кажется? Здесь в городке всегда любили цирк.
Катя вздрогнула: Симон шепнул это именно ей. Обернулась – он за ее спиной, склонился к самому уху. И словно ничего, вообще ничего не было. Словно морок, сон – промелькнул в ночи, пропал…
– Я думала, вы в камере строчите жалобу прокурору.
– Темницы рухнут и свобода… Это сладкое слово – свобода… В принципе, я все знал наперед.
– Что знали наперед?
– Чем все закончится – весь этот вселенский шухер, этот базар. Когда ни в чем не виновен, это нетрудно – знать. А вы – предательница. Я когда вас увидел там, на станции, подумал – какая славная, обаятельная девушка. Может, это счастье мое чешет с сумкой через плечо… насмешливое мое счастье. А вы на поверку настоящий крокодил. Крокодилица, тигрица… как вы там меня в роще-то ночью, чуть в клочья не порвали с этой вашей подружкой-толстухой. Добрый вечер, – Симон кивнул, обворожительно улыбнулся Анфисе.
– Чего он тут забыл? Чего приперся? – шепотом, но все же так, чтобы было слышно ЕМУ, спросила Анфиса.
– Я уже говорил вашей приятельнице, здесь лучший и единственный приличный в городе бар. Паленку клиентам тут не наливают, оттого здесь и пасутся по вечерам некоторые местные дяди, которым отпускают в кредит до зарплаты по старой еще школьной дружбе, – Симон глянул на Шапкина. – А мы вот с таким дядей сегодня утром так душевно беседовали, знаете ли…
– Кать, зачем он тут? – повторила Анфиса, как бы не слыша.
