Даже если сегодня переспят, то… В общем, без продолжения этот романчик будет. «Настоящий полковник», «нарушали режим с гигиеной на каждом шагу» – или как там у Пугачихи. У Идки это явно вынужденная посадка, финт какой-то, каприз. Она вообще последнее время какая-то другая. Я ее спросила: уж не больна ли ты, душа моя. А она так на меня глянула: темно, говорит, темно в номере и снится разная чушь собачья. Тебе, спрашивает, ничего такого не снится? А когда тут спать? Мы уже сутки с тобой, Кать, на ногах, на нервах. Вон рожи какие, – Анфиса подошла к столику, на котором стоял телевизор. Над телевизором на стене висело небольшое зеркало.
Электрический свет дробился в нем, искрился, переливался. Ночь за окном от этого становилась еще гуще, непрогляднее.
– Темнеть стало рано, осень. – Анфиса перед зеркалом растянула уголки рта, шлепнула себя по щекам. – Осень жизни, как и время года, надо благодарно принимать. Ненавижу этот фильм «Служебный роман», все вранье там, слякоть. На мымрах не женятся, на таких мымрах, как я, никто не… Слушай, а Олька-то тоже не модель, правда? А Хохлов Игорек на это ноль внимания. И на возраст ее. Я его физиономию видела, когда Шапкин явился. Игорек, видно, решил сгоряча, что это он к Ольке. Его прям перекосило всего. У лифта застыл как столп соляной. Он Ольку ревнует. И потом, когда Симона принесло, он тоже не обрадовался, когда они с Олькой любезничали. Знаешь, я таким красавчикам – охранничкам- менеджерам, которые при своих богатых хозяйках состоят, не верю ни на грош. Если разобраться, такой, как он, вполне может такую, как Ольга, под себя подмять полностью. Ей пятьдесят почти, ему под тридцать, и красив как бог, и в постели, наверное, марафонец – старается, из кожи лезет. Где ей устоять, особенно после всего, что она от мужа натерпелась. Как это ее прорвало сегодня, а? Я думала, закрытая вся, бизнес-леди, а она… Значит, допек ее муженек-покойник со своей любовницей. И теперь после всего такого она как открытая рана. А этот Игорек Хохлов может оказаться такой занозой в ране… Женится на ней и… Мало ли что потом? Случись что с Дашей, он полный хозяин «Далям». И вообще, знаешь, Кать, я словами это выразить не могу, просто чувствую – легче, спокойнее после того, как задержали Уткина, детоубийцу, здесь, вот здесь у нас не стало.
ЛЕГЧЕ НЕ СТАЛО…
Анфиса выразила самую суть. После дня, после ночи, длиной в целую жизнь, вместившей в себя столько всего – от провала у Зяблинского холма до квартиры на улицы Ворошилова, здесь, в «Валдайских далях», не стало спокойнее.
Зеркало на стене, тьма за окном.
ТРЕВОГА.
Катя гнала ее от себя прочь. Все будет хорошо, все нормально. Это ВЧЕРА было таким, ЗАВТРА уже будет совсем иным, но… Тревожное чувство не утихало. И где-то на самом дне души, в глубине ее был источник тревоги.
Убийцу мальчика задержали. Что дальше? С версией педофила ошиблись. Облажались.
НО ЕСЛИ НЕ ПЕДОФИЛ, ТО КТО?
ЗАЧЕМ?
– Может, это миф здешний во всем виноват? – спросила Анфиса, отворачиваясь от зеркала. – Старые мифы новыми историями подпитываются. Становятся таким образом все сильнее, все реальнее. И вот уже не поймешь, что на что влияет – старая сказка на новую быль или быль на сказку. Помнишь, что Симон про предка своего, фокусника, рассказывал? Про эти его зеркала, поставленные углом? Это же что-то вроде практической магии, какой-то фокус. А ведь давняя поговорка есть: не смотри в отражение зеркала – в зеркале черта увидишь.
– Ладно, Анфис, давай спать, – прервала ее разглагольствования Катя.
Но спать и в эту ночь им не пришлось.
А в номере люкс хозяйки «Валдайских далей» царила тихая идиллия. Ольга Борщакова в белом махровом халате перед зеркалом снимала спонжем с лица макияж: неторопливо, плавно, круговыми движениями, словно лаская, успокаивая себя.
Даша, скрестив голые ноги, угнездилась на широкой двуспальной кровати. Перед ней был ноутбук, она его весьма успешно осваивала.
– Вот, Дашенька, завтра тебя доктор опять посмотрит и, наверное, можно будет в школу, – сказала Борщакова. – С уроками танца, правда, немножко повременим, тебе надо окрепнуть.
– Не хочу я в школу, не пойду, – Даша от усердия высовывала язык.
– Совсем не скучаешь тут?
– Мама, а можно сюда опять лошадь завтра? Дядя Олег обещал научить меня верхом скакать.
– Зубаловы скоро уезжают. А тебе надо в школу. Ты и так почти целый месяц пропустила.
– Я в школу не пойду. А дядя Олег мне обещал.
Борщакова отложила влажный спонж, взяла крем. Критически оглядела себя в зеркале.
– Олег Ильич с женой собираются домой. Дашенька, а тогда там, в их номере, ты не…
Борщакова запнулась. Она ведь что-то собиралась спросить у дочери. Что же? Зеркало отражало их обеих – мать и дочь, белый халат, разобранную постель, шелковое покрывало, темное окно («Шторы надо задернуть на ночь»), дверь. Вот ручка двери опустилась вниз – кто-то снаружи нажал на нее. Борщакова видела это в зеркале. Дверь, скрипнув, начала отворяться – точно в замедленном кино. Зеркало отразило темный силуэт на пороге.
Борщакова встала со стула. Халат разошелся, но она даже этого не заметила. Даша изумленно воззрилась на мать.
В номер без стука ввалился Игорь Хохлов: без пиджака, без галстука.
– Ты что?
– Я ждал, что сама позвонишь, – он покосился на Дашу.
– Не сегодня, Игорь.
– Почему это? – Он подошел к ней вплотную.
– Так. Просто я не в настроении.
– А я безумно тебя хочу.
– С ума сошел? При ребенке! – Ольга вспыхнула как девочка, до корней волос.
– А что такого? – Хохлов повернулся к Даше. – Подумаешь. Раньше в коммуналках жили, на это не смотрели. Я сам пацаном, ее вот ровесником, такого насмотрелся, когда мать и отчим… а потом еще один был, и ничего, как видишь. Никаких комплексов, – он обнял Борщакову.
– Нет, не надо, пусти!
Он что-то зашептал ей на ухо, она зарделась еще гуще.
– Уведи ее, не пожалеешь, мы…
– Дашенька, – голос Борщаковой звучал уже совсем иначе, голос был похож на сахарную вату, – ты возьми ноутбук и… Мне с Игорем надо поговорить о делах, я отведу тебя к бабушке, к тете Марусе.
Даша сползла с кровати, потянула к себе компьютер.
– Дочка… – Борщакова выпросталась из хохловских объятий, запахнула халат. На правой щеке ее был крем. Она стерла его ладонью, суетливо попыталась найти на туалетном столике салфетку. Даша забрала компьютер, надела тапки. Она обогнула кровать, нехотя поплелась к матери. На какую-то секунду они обе оказались как раз напротив незашторенного окна. Отразились в зеркале.
– Идем, с бабушкой тебе будет…
Борщакова не договорила. Ей показалось: что-то лопнуло под потолком, наполнив номер грохотом и звоном. Оконное стекло разлетелось. Она не поняла, что это было, она почти оглохла. И в следующую секунду снова что-то грохнуло. В темном провале окна возникла огненная вспышка, опять грохнуло, и зеркало осыпалось вниз осколками.
– На пол, быстро на пол! – заорал Хохлов.
Он что есть силы толкнул Дашу, сбил ее с ног.
– На пол, голову ниже!
Борщакова рухнула на колени, неловко завалилась на бок. Она все еще не понимала, ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ? Окно, зеркало, вспышка… выстрелы? Кто-то стреляет по ним?!
Хохлов ринулся к шкафу, где с памятной ночи вороньей охоты хранилось его помповое ружье (он намеренно «забыл» его в номере хозяйки, чтобы всегда был повод в этот номер вернуться).
