– Помнишь, мы смотрели видеозапись спектакля из Эльсинора, ну, там «Гамлета» еще английская труппа какая-то играла? Ты еще говорила, там прием интересный использовали?
– Когда зрители сами становятся участниками театрального действа?
– Во-во, участниками. Не просто наблюдателями, а СОУЧАСТНИКАМИ. Так и здесь. – Кравченко поднялся. – Это для него, по-моему, самое важное. Первейший кайф его в ЭТОМ.
– Да в чем? – рассердилась Катя.
– В НАС.
Этот разговор был в пятницу, а в субботу утром Катя снова звонила Мещерскому. Тот ответил, что они с Вадькой после того, как отвезли Катю домой, немного подежурили у дома Верховцева.
– Тихо там, как в гробу. Мы и уехали.
– Надо было всю ночь стеречь!
– Вадя сказал, что это уже не важно.
– А ты больше Вадю слушай! – негодовала Катя. – Он умом повредился после этой пьесы. Верховцев, он же мог… ну, сделать что-то! Я не знаю что, но МОГ! (И она в своих туманных предположениях была абсолютно права: Верховцев как раз ездил к Арсеньеву, только судьба хранила его до поры до времени.)
– А где наш деятель «Я САМ»?
– В офис уехал. Ты дома сегодня, Катюш?
– А куда же я денусь-то?
Она повесила трубку. И заходила по комнате. Эх, руки у вас коротки, Катерина Сергевна, один язык длинный, болтливый!
Позвонила Колосову на всякий случай, не надеясь на успех. Никого. Конечно, суббота, где его теперь найдешь! (Колосов в эту самую минуту как раз спорил с дежурным в отделении милиции.)
Катя с горя пошла завтракать. По простоте душевной ей казалось, что после вчерашней встречи с тем убийцей у нее должен пропасть аппетит. (Он всегда пропадал у героинь детективных романов, попадавших в подобные ситуации. Криминальные барышни ни черта не ели, а только «нервно курили сигарету за сигаретой».) Но ничуть не бывало! Она ела с отменным аппетитом, даже вторую чашку кофе выпила.
Вообще эта беседа с Верховцевым на нее как-то не подействовала. «Черствеешь, Катенька, – думала она. – Непрошибаемая делаешься, как орудийная броня. Равнодушная. Но что, впрочем, этот изломанный парень против Андрюши Отмороженного, против того полоумного, утопившего девочку, против матери- гадины, бросившей ребенка на съедение собакам? Еще надо посмотреть, кто страшнее. И все это звенья одной цепи, витки одной спирали – все вниз и вниз, в самый ад, в самое смрадное НИКУДА«.
Она встала, направилась в комнату к книжному шкафу, порылась там и достала томик Оскара Уайльда. Полистала. «ОНА прекрасна, бела и стройна, как лилия, и глаза ее словно пляшут, и смех ее трепещет и волнует, как музыка». Катя поднесла книгу к губам, прикусила.
Уайльд ПИСАЛ ЭТО НЕ О САЛОМЕЕ, нет. Эти строки он писал Альфреду Дугласу о своей ЖЕНЕ, РОДИВШЕЙ ЕМУ ДВОИХ ДЕТЕЙ.
Едва Кравченко переступил порог офиса, дежурный охранник сообщил:
– Вам звонил некий Данила. Сказал, что перезвонит в половине двенадцатого.
Вадим сел и стал терпеливо ждать. Данила объявился на полчаса позже:
– Добрый день, господин Кравченко. Вы знаете, с кем говорите. Я должен сообщить вам… в прошлый раз прошло не все гладко, случилась одна досадная ошибка… словом, сегодня в одиннадцать вечера все пройдет заново так, как должно. Если на то будет ваше желание, господин Чугунов и вы…
– А какая ошибка случилась? – спросил Кравченко, понизив голос.
Данила молчал.
– Господин Чугунов был крайне разочарован, – отчеканил Кравченко. – Но он не привык крохоборничать. Сегодня он не приедет, его нет в Москве. (Он говорил святую правду – Чучело, желая загладить измену жене, собралось в одночасье и повезло свою половину в родную деревню, на могилку родителей, в Пензенскую область. Их сопровождали двое охранников.) Приеду я и личный секретарь Василь Василича, его близкий друг князь Сергей Мещерский. Насколько я понял, наши места уже оплачены.
– Вы можете приехать, а секретарь…
– Наши места оплачены, любезный. Эта сумма и так непомерно высока для вас.
– Я должен проконсультироваться. Будьте на телефоне, я перезвоню. – Данила повесил трубку.
Кравченко отключил запись, все эти разговоры он аккуратно записывал на пленку.
В доме в Холодном переулке Данила тихо поднялся в комнату Мастера – со вчерашней ночи Верховцев оттуда не выходил. Он выпил почти всю пачку ортофена, пытаясь заглушить боль в позвоночнике. Он выглядел бледным, усталым и заторможенным от таблеток. В комнате негромко пел Фредди.
– Я обзвонил всех, – сообщил Данила. – Будут все, кроме Чугунова – его нет в Москве. Его охранник настаивает на том, чтобы вместо него приехал личный секретарь князь Мещерский. Я запросил систему, просмотрел список членов Российской геральдической ассоциации. Есть такой князь, они сейчас все в дворяне лезут, титулы и родословные сочиняют. Правда, о его работе у Чугунова там ни слова, упоминается какое-то географическое общество.
Верховцев слушал, закрыв глаза.
– Пусть, – сказал он.
