Малыш смеялся взахлеб, тянулся к Липскому.
– Богатырь, – тот игриво пощекотал его пальцем, – Майечка, он – вылитая ты. Ах ты, мой красавец… Здравствуйте, здравствуйте. А мы, Паша, уже знакомы с этой очаровательной девушкой. Виделись, встречались при обстоятельствах, увы, весьма печальных. – Липский со вздохом обернулся к Воробьеву и Кате. Закивал с грустной улыбкой. А ей, вмиг насторожившейся, почудилось, что он как-то по-особенному, зловеще выделил слово «встречались».
– Вы к нам, смотрю, зачастили что-то, – сказал он все с той же улыбкой, когда Воробьев, отвлеченный каким-то срочным делом, покинул их. – Так долго работаете над очерком. За это время, милочка, материала на целую книгу можно собрать.
Катя присела рядом с ним. Ах так, иронизируешь… Что ты хочешь этим сказать? На что намекаешь, Липский-Ростов?
– Я и собираю, – ответила она елейно. – Я и не подозревала, что так заинтересуюсь вашим замечательным цирком. Сначала я рассчитывала сделать серию очерков для субботнего приложения «Отдыхай с нами». Но потом, после известных вам событий, решила, что уместнее будет сделать репортаж для криминальной хроники.
– Вы заинтригованы убийствами? – Липский покачал головой. – Ну конечно. Такая молодая, энергичная красивая журналистка… А в милиции вы не пытались что-нибудь разузнать?
– Меня допрашивали, – лаконично ответила Катя. – Так же как и всех ваших артистов. И смотрели на меня там как на врага. Словно это я всех прикончила.
– Ну конечно, конечно… И вы с нами за компанию попали в ужасный переплет. Так о чем же вы хотели со мной побеседовать?
– Оставим в стороне трагические события. – Катя, лихорадочно собираясь с мыслями, пошарила в сумочке, вытащила блокнот. – Я внимательно посмотрела вашу программу. Очень интересно. Почти каждый вечер у вас полный аншлаг. Но мне все же непонятно… вот эти номера, репризы – как они возникают? Экспромтом или же существует какой-то общий режиссерский замысел?
– О, это сложный вопрос. – Липский достал сигареты, предложил Кате, она отказалась. Курил он очень элегантно и как-то старомодно. – Вас интересует, как формируется программа? Знаете, хорошие номера, хорошие репризы не стареют, как классические пьесы. Но тут много зависит и от таланта исполнителя. Настоящий артист даже в старый заезженный номер внесет свежую, оригинальную идею. Но чаще, к сожалению, случается наоборот. Повторяя репризы великих мастеров, некоторые, особенно наша молодежь… Да вот, кстати, вам наглядный пример, – с брезгливой миной он кивнул на манеж.
Там как раз в этот момент появился Роман Дыховичный. Без грима, в мятом спортивном костюме. С ним был и Гошка. Дыховичный был вооружен бутафорским луком. Гошка тащил корзинку с яблоками. Номер Катя узнала без подсказки – «Стрелок Вильгельм Телль». И в кино и в цирке она видела его раз сто.
– Вообразили, что смогут повторить, как это делали Никулин и Шуйдин. Боже, спаси нас грешных, – тихо простонал Липский. – Игоречек, мальчик мой, почему такое испуганное, напряженное выражение лица? – крикнул он вдруг громко.
Братья обернулись.
– Игорь, это комическая реприза, а не репетиция расстрела бакинских комиссаров! – Липский взмахнул рукой. – Роман, ты, наверное, ему туманно идею номера объяснил.
– Дядя Филя, да мы…
Роман подошел к ним. Чувствовалось, что к советам «дяди Фили» он прислушивается. Липский начал подробно объяснять, «как в его время это делали Юрик Никулин и Миня Шуйдин и в чем была вся соль». Потом, извинившись перед Катей, он отошел с Романом на середину манежа, занял место Гошки, положив себе на голову яблоко.
Гошка подошел к Кате. Поставил на барьер ногу, обутую в кроссовку.
– Привет, – поздоровалась Катя.
– Привет. Снова к нам? – Он смотрел мимо нее на брата и Липского.
– Снова, Гоша. Как твоя рука?
– Что?
– Ожог прошел?
Он недоуменно глянул на Катю, потом на руки.
– Да я про это уже забыл.
– Смешной будет номер? – Она спросила, чтобы хоть как-то поддержать разговор. Украдкой разглядывала Гошку. Бледный, лицо припухло. Если с таких лет братец и Кох уже приучили парня к бутылке, то…
– Вроде ничего. Сносный. – Он кивнул на корзинку: – Яблок хочешь?
– Нет, спасибо.
– Мытые. Я сам мыл.
– А ты что, их тут все зараз съесть должен? – улыбнулась Катя. – Правда, после представления аппетит, наверное, зверский. Я часто вспоминаю, Гоша, как мы тогда у Иры картошку уплетали… За обе щеки…
Он хотел было отойти, но… не отошел. Напротив, сел на барьер.
– Мне очень жаль, Игорь, – сказала Катя. – Так жалко их обеих… Такие молодые. Ты ведь к ним обеим хорошо относился? Очень хорошо, правда?
Он отрешенно молчал.
– Я помню, тогда в вагончик ты с ее туфлями прибежал, чистил их. Туфельки для Илоны… Гоша, а ты не пробовал их помирить?
