меня зовут, Никита Михайлович. Вот по жалобе жильцов из четвертого корпуса как раз и приехал разбираться. По той вашей коллективной жалобе устной, что высказывали вы во время осмотра места происшествия несколько дней назад. Тогда в адрес местных правоохранительных органов вами были высказаны серьезные претензии. А теперь, вижу, вы их в письменную форму уже облекли. Что ж, хорошо, слушаю вас, давайте вместе разбираться.
Клавдия Захаровна опустилась на стул. Протянула свои бумаги. В красном удостоверении она успела прочесть, что этот Колосов «майор» и чего-то там «начальник». Ну и пусть его, он больше подходит, чем участковый.
– Что ж, давайте разбираться. Только уж больно вы молодой-то… – Зотова критически оглядела Колосова и сняла с головы вязаный розовый берет, расстегнула пальто. – Я вам расскажу все, как тут у нас было в субботу и какого страха мы, жильцы, снова натерпелись.
Колосов слушал, то и дело кивая. Прошел час. Зотова не умолкала. Говорила, говорила, рассуждала, сердилась, язвила, сомневалась, предполагала. Колосов слушал. Пока все показания пенсионерки были только насчет того, что «милиция ничего не делает и зря деньги получает». Песнь эта была Колосову знакома. Он слушал Зотову, а думал о Кате.
Она позвонила. А это значило, что все нормально и она уже начала работать там, в ДОМЕ. Голос ее в трубке был бодрым:
– Первый, Первый, я Пятый, прием!
– А нельзя посерьезнее начинать утренний рапорт? – спросил Колосов. Ее голос он узнал бы из тысячи голосов. Узнал, даже если бы она не ехидничала вот так. – Здравствуй, как дела? Как ночь прошла? Какие новости?
Он задавал вопросы деловито и быстро, хотя в душе ему очень хотелось подыграть ей: «Пятый, я Шестой, Юстас – Алексу». Катя быстро рассказала о Зотовой и Вишневской. Передала, что Зотова собирается явиться к двенадцати в ЖЭК на прием к участковому с жалобой. А Вишневская высказывает намерения съехать с квартиры.
– Все понял, – сказал Колосов. – Дам этих мы с Колей на себя возьмем. Ты-то как? А это… Серега где?
– Мещерский убыл домой в 21.30, – холодно доложила Катя. – Еще вопросы будут? Приказания?
– Нет, – Колосов кашлянул. Черт, он ведь совсем не это имел в виду, спрашивая про Мещерского. Правда, если честно признаться, какие-то мысли у него были… тревожные, но… – Ладно, ты как сама? Привыкаешь?
– Привыкаю, – Катя отвечала мрачно. – А что мне дальше делать? Сидеть в квартире, во дворе слоняться или прямо к соседям в двери ломиться?
– Решай сама. Ты же хотела это… Ну, вникнуть в сам оперативный процесс поиска, окунуться в романтику наших будней. Действуй по обстановке. И помни, любая твоя информация для нас ценна. Так что сразу же звони. Других жильцов еще не видела?
– Видела некоторых. Представляешь, узнаю всех по этим вашим снимкам. Даже самой странно, впрочем, у меня зрительная память на высоте, – похвасталась Катя. – А Вишневской настоятельно советую заняться прямо сейчас, не откладывая. У нее связь с этим вашим Литейщиковым, они сегодня вместе ночь провели. И по какой-то причине она собирается отсюда уезжать.
На том первый рапорт и закончился.
Они со Свидерко решили: взять фигуранток – старую и молодую – в плотную разработку немедленно.
– Кому бабка, кому девица, как делить будем – спички тянуть? – спросил Свидерко. – Учти, у меня на Литейщикова – досье, ребята банк данных перелопатили, по этой Алине работают, и уже кое-что любопытное есть.
– Ну, раз так, я Зотовой займусь, – Колосов не стал спорить. Это было, впрочем, совершенно бесполезно – Свидерко все равно бы «девицу» не уступил. – Я ее помню, крикливая старушка, шумная, но… Это ведь ее инициатива – жаловаться. А разбор жалоб – это не допрос. На допросе человек скучный, зажатый, слова из него не вытянешь, а когда жалуется – совсем другое дело. Сердце прямо радуется.
– И чего не было, приплетет, – сказал Свидерко.
– А это наша забота – отделить бабий вздор от полезных фактов, – назидательно заявил Колосов.
И вот уже битый час он сидел и слушал Зотову. И голова его пухла, уши вяли. Иссякала способность критически мыслить, отделяя плевелы от зерен.
– Так вы, Клавдия Захаровна, в этот дом когда въехали-то? – спросил он громко, лишь бы только заставить ее умолкнуть и отвечать только на вопросы.
– Мы-то? Это в который раз? В этот, после ремонта? – Зотова удивленно подняла брови. – Да в конце сентября. Нас ведь что хотели удумать? В Жулебино отселить! Мол, туда езжайте, тоже в трехкомнатную. Я прям так и обмерла – сорок лет жили, и на тебе – в Жулебино езжайте. Я, значит, самому префекту жалобу, грозила до Лужкова дойти: у меня сын, невестка беременная, сама я – ветеран труда, инвалид, больная вся. Как это мы из центра в Жулебино поедем?
– Вы, значит, и прежде жили в этом самом доме, правильно я вас понял? До ремонта?
– Ну да, муж мой – покойник – эту квартиру в исполкоме выбивал. Нам и ремонт этот не нужен был совсем. Тоже мне отремонтировали! Трубы в унитазе ревут, краны текут. А тут, говорят, скоро на воду счетчики придут ставить. Как же это мы с текущими-то кранами расчет будем производить?
– Ваш сын где работает? – спросил Колосов.
– Охранником в магазине. Прежде-то на фирме работал, да там сокращение вышло. Ему ведь сорок уже. А чегой-то он вас интересует?
– А вот он жалобу-то что-то не подписал, – Колосов улыбнулся.
– Забыл, значит. Я ж ему говорила! Значит, забыл. Работает много, устает. Платят там в магазине хорошо. Круглосуточный магазин-то и ночью даже работает. Я вот сына спрашиваю: и кто же у вас ночью-
