неопределенно. Мол, встретился со своей девушкой по имени Вика, хотели попасть в кино на «Ванильное небо», но билетов не достали, поэтому просто гуляли, пили пиво. Адреса Вики он не знает, телефона у нее нет, она иногда, когда хочет, сама звонит ему на мобильник.
«Вот как у них все сейчас просто в шестнадцать-то лет, – мысленно повздыхал Никита. – Звякнула девчонка, дернули в кинцо, туда не попали, пивка хлебнули, а потом… а что потом?»
Самое удивительное, однако, было то, что в деле имелся протокол допроса этой самой девушки Вики. Фамилия ее оказалась Воропаева, и оставалось лишь догадываться и изумляться, как это следователь- брюнетка, знойная женщина и мечта поэта, разыскала ее среди всех остальных Викторий Москвы.
Вика показания Стрельникова в принципе подтверждала, однако… «Мы встретились с Данькой, сначала все шло тип-топ, – повествовала Вика. – Но потом он ни за что начал ко мне цепляться, и мы поссорились. Он вообще-то взрывной, а в тот вечер злой был какой-то. Мне все это надоело, я его послала и пошла к метро. Больше мы с ним не виделись. Я ему не звонила, потому что на фиг он мне такой шизанутый нужен».
«Нет, оказывается, не все так просто в шестнадцать лет, случаются и драмы», – сам себе возразил Колосов и начал читать дело дальше. Замелькали копии отдельных поручений следователя уголовному розыску, куцые рапорты-ответы, справки, допросы постовых милиционеров, протокол повторного осмотра места происшествия – участка двора за гаражами, где был найден потерпевший Багдасаров. «Пятна бурого вещества, – читал Никита, – похожие на кровь, на снегу на расстоянии 0,65 м от гаража-«ракушки» под номером 43. Иных следов и вещественных улик не обнаружено».
Не найден был и предмет, которым ударили по голове Багдасарова. Колосов отметил: следователь- брюнетка, видимо, надеялась отыскать там у гаражей осколки той самой бутылки, уже фигурировавшей в деле. Но не повезло, увы.
«Нет, к нашему случаю с Бортниковым все это действительно не имеет никакого отношения, – подумал он одновременно с сожалением и облегчением. – Колька-то был прав».
Однако для очистки совести он все же решил дочитать дело до конца, благо добрался уже до середины. Больше всего его интересовал протокол допроса Игоря Зотова. Однако пока в деле снова шли какие-то справки – из больницы об изъятии медицинской карты Багдасарова, из Института Склифосовского о том, что «операция прошла нормально, однако состояние больного по-прежнему тяжелое и ни о каких допросах и посещениях его вашими сотрудниками не может быть и речи».
Ясно было, что следователь-брюнетка набирает как можно больше процессуально-оправдательного бумажного хлама для того, чтобы клянчить у прокуратуры согласие на приостановление дела по истечении срока. Между справками Никите попался один весьма любопытный документ – факс из бюро судебно- медицинских экспертиз от патологоанатома Севастьяновой: «Медицинскую карту потерпевшего Багдасарова и прочие документы ваш курьер привез, обязательно свяжусь с его лечащим врачом и по возможности постараюсь выяснить, в каком состоянии он сейчас находится у них, и дать ответ на интересующие вас вопросы».
Такого документика во всей своей обширной практике Колосову еще видеть не приходилось. «Ну, женщины, – подумал он. – Будь она там хоть следователь, хоть атом-анатом, все равно она женщина. А у них свой особый язык, свой стиль общения».
Далее ему попался еще более причудливый рапорт некоего участкового по фамилии Бородулин о том, что «допросить и доставить в УВД несовершеннолетнего Мальцева в установленный вами срок не представляет возможности, так как мальчик убыл вместе с матерью в неизвестном направлении на зимние каникулы. По некоторым сведениям, к родственникам (бабушке) в Смоленскую область». Колосов перевернул лист с этой жемчужиной и наконец (ура, ура!) увидел то, что так долго искал, – допрос Игоря Зотова. Правда, перед ним аккуратнейшая формалистка-следователь подшила копии всех повесток, которые дважды посылались Зотову по почте и еще дважды вручались его родственникам под расписку все тем же участковым Бородулиным. Никита вспомнил: не об этих ли визитах участкового столь эмоционально рассказывала ему бабушка Игоря Клавдия Захаровна? Сам Зотов-младший по повесткам не являлся. «Что ж, – решил Никита. – С несовершеннолетками и призывниками это сейчас сплошь и рядом, это еще ни о чем не говорит, но все же…»
Лысый Игорян был доставлен к следователю принудительным приводом, о чем свидетельствовало подшитое в дело поручение следователя и рапорт-ответ участкового Бородулина.
Прочтя показания Зотова, Колосов был разочарован. Сколько сил, сколько нервов потрачено и зачем? Затем, чтобы читать всю эту муру, записанную со слов фигуранта, – «не помню», «не знаю», «не видел», «кажется».
Игорь Зотов был лаконичен. Он показал, что «где-то перед Новым годом» около семи вечера он возвращался домой и услышал «дикие вопли» во дворе. Было уже темно, и сначала он решил, что это орут коты, но потом в свете фар остановившейся у их подъезда машины увидел, как двое взрослых здоровых парней «волтузят» маленького мальчишку. Дравшихся Зотов узнал. Это были «Хачик – у него мамаша на рынке у метро фруктами в ларьке торгует», и «Стреля» из соседнего дома. «Багдасаров и Стрельников их фамилии?» – уточнила в протоколе следователь, но Зотов ответил, что «их фамилиями он вообще никогда не интересовался». По его словам, били они «мелкого» по имени Жоржик. «Этот Жоржик – младший брат Риты Мальцевой, с которой я учился в одном классе, – показывал Игорь Зотов. – Эти двое, Хачик и Стреля, повалили его в сугроб и футболили ногами, а он выл от боли. Я подошел к ним, крикнув, чтобы они прекратили и отпустили мальчишку».
«Заступился, значит, за слабого, – усмехнулся Колосов. – Дело доброе. Интересно только, заступился из врожденного благородства или потому, что этот Жоржик-Егор – брат некой Риты-одноклассницы?»
«Хачик бросился на меня, ударил, и мне ничего не оставалось, как дать сдачи. Потом я услышал вопль Жоржика: «Сзади, атас, он тебя убьет!» Из окна орала какая-то бабка: «Прекратите, я в милицию звоню!» Ну, и тут как-то все сразу кончилось, они испугались и убежали. А я спокойно пошел к себе домой», – рассказывал Зотов.
На вопрос следователя, видел ли он Руслана Багдасарова в тот вечер еще раз, Зотов ответил отрицательно. По его словам, он весь вечер находился дома, смотрел телевизор, что может подтвердить вся его семья. Однако на другой вопрос следователя: «Вспомните, может быть, вы все-таки выходили вечером на улицу?» – Зотов вполне простодушно признался, что «действительно выходил где-то около десяти – взглянуть, цел ли замок на «ракушке», где стоит их с отцом машина».
На вопрос, знает ли он о нападении на Багдасарова, случившемся в тот самый вечер примерно в половине десятого, Зотов ответил уклончиво – мол, слыхал потом от ребят во дворе.
Все противоречия, а их набралось немало, следователь попыталась устранить на очных ставках. Но из этого почти ничего не вышло. После очных имелся еще один протокол повторного допроса Зотова. И вопросы на этот раз ему задавались несколько иные. Например: «Почему вы носите такую прическу – бреете
