– А что ты делала утром в ЖЭКе? – перебил ее Колосов.
– Проявляла любопытство, ты же меня знаешь, – Катя снова кротко улыбнулась. – Не сердись на меня, Никита, я так просто, захотелось немножко потрепаться… Похвалиться. А о Багдасарове мы обязательно с тобой и вот с Николаем поговорим. Только не сейчас, потому что хоть это и действительно сверхважная новость, но… Сейчас, извини, у меня немножко не этим голова занята.
– Значит, ты вычислила…
– Никого я не вычислила, у меня, как видишь, с числами туго, – Катя легкомысленно помахала у него перед носом календариком с котятами. – Я просто делаю все, чтобы исключить всех, кто нашего Бортникова по чисто объективным причинам не знал и не мог знать. И когда все эти незнайки отпадут, останется кто-то один, точнее, одна. И наша задача чуть-чуть упростится.
– По-моему, все только усложняется, – буркнул Свидерко. – Если честно, я все новые обстоятельства по Багдасарову тоже это… переварить должен, обмозговать немного, прежде чем сплеча-то рубить. Тут же совершенно иная, совершенно новая картина вырисовывается. Только вот какая…
– Мне кажется, это очень необычное дело, – сказала Катя. – Не хочу показаться самой умной, этакой премудрой Тортилой, но у меня с самого начала, как я этот дом увидела, было такое чувство, что… Мы с этим убийством Бортникова что-то недопоняли, ребята. Николай, я вот о чем вас хотела спросить – этот дом… Кроме этих двух случаев, до ремонта там ничего такого не происходило?
– В каком смысле? – спросил Свидерко. – Криминала, что ли? Я тут всего полтора года в УВД – да вроде нет, ничего. Там же все корпуса постепенно ремонтировали, жильцов сначала отселяли, потом вселяли. За эти полтора года, что я здесь, ничего не было. Если хотите, я данные за прошлый и позапрошлый год подыму, но… Только я не понимаю, извините, зачем это вам нужно?
Катя посмотрела на Колосова. Он явно о чем-то напряженно думал. «О Зотове, – решила Катя. – Он все это время думал только об этом Игоре Зотове. Он уже примеряет его, потому что считает, что именно он единственное связующее звено между нападениями на парня во дворе и убийством похитителя ста семидесяти пяти тысяч… Но если он сейчас откроет рот и объявит, что у него уже есть версия, я… я его просто убью!»
– Я сам ни черта не понимаю, Николай, – сказал Колосов. – Во, снова попали в переплет, братцы, а?
Глава 24
В поисках свидетелей
Руслана Багдасарова из Института Склифосовского уже перевели в обычную больницу у метро «Щукинская». Колосов отправился туда, однако побеседовать с потерпевшим ему так и не удалось. Руслан лежал в травматологическом отделении, в палате для тяжелых. При нем неотлучно дежурила мать. От врача Никита узнал, что Багдасаров до сих пор находится в бессознательном состоянии, ни на что не реагирует и никого не узнает.
– Что вы хотите, такая тяжелая травма головы, – сказал врач Колосову. – Он, конечно, еще молодой, его организм усиленно сопротивляется, но… Мы не говорим этого его матери, она и так уже хлебнула горя, бедная женщина, но боюсь, даже если паренек выживет, он останется полным инвалидом на всю жизнь.
Мать Багдасарова, мешая русские и азербайджанские слова, с плачем причитала, что она – вдова, что у нее трое детей, что Русланчик был старшим и надеждой всей семьи, что у нее нет денег, что для того, чтобы сын мог лечиться, ее родственники в Назрани вынуждены были все продать, что она уже потеряла работу и что пусть Аллах покарает того, кто лишил ее сына, кормильца и опоры в старости. Рыдая, она схватила Колосова за куртку и кричала, что он тоже молодой, что у него, наверное, тоже есть мать, и умоляла только назвать ей имя негодяя, а уж она сама задушит его вот этими самыми руками.
Руки у Багдасаровой были смуглыми, кисти тонкими, хрупкими, удивительно изящной благородной формы, но кожа уже успела огрубеть от тяжелой работы, а ладони сплошь покрыться мозолями.
Когда Никита списывал данные с ее паспорта, он с изумлением узнал, что ей всего только тридцать три года и что своего первенца Руслана она родила в шестнадцать в Назрани. Однако выглядела она на все пятьдесят – смуглое изможденное лицо избороздили глубокие морщины, темные глаза запали, веки опухли от слез.
Из больницы Никита уехал в самом мрачном настроении. Связался со Свидерко, коротко доложив, что с допросом потерпевшего – полный облом. Свидерко не стал уверять, что он «и так это знал», просто предложил товарищу вернуться в отделение, захватить там инспектора по делам несовершеннолетних и ехать с ней в 85-ю среднюю школу, куда как раз отправляется он сам и где, как оказалось, в разных классах учились многие участники дворовой драки. Никита вспомнил: кажется, об этой самой школе говорил ему и Олег Алмазов. Он, помнится, школу свою хвалил, именуя крутой.
В школе, расположенной недалеко от поселка художников, как раз окончились занятия в младших классах. Никита застал Свидерко в учительской, в самом центре собравшегося на перемену женского педагогического коллектива. Дворовая драка для учителей новостью не была – ведь милиция уже приезжала, беседовала с учениками. Завуч, тревожно переглянувшись с инспекторшей по делам несовершеннолетних – той самой блондинкой, сообщила, что ученики 9-го «А» и 10-го «Б» Приходько Антон, Стрельников Денис и Кайсуров Марат уже ждут в компьютерном классе и что сейчас классный руководитель 3-го «В» приведет и Егора Мальцева.
Мальцева привели буквально за руку. И, к великому удивлению Никиты, «Жорик – брат Риты» оказался внешне чистейшим ангелочком – кудрявый, золотоволосый, синеглазый, пухлощекий бутуз – по виду типичный отличник и тихоня. Однако первое впечатление, как всегда, было обманчивым, и Никита скоро убедился, что дальновидные родители Мальцева не зря нарекли свое чадо одним из имен покровителя всех лихих и отважных – Георгия Победоносца. Свидерко попросил разрешения у учительницы потолковать с Мальцевым приватно, по-мужски, без присутствия педагогов и завуча. И Мальцев, видно, этот шаг сразу же оценил по достоинству.
– Вы че, сыщики? Из милиции? – спросил он без обиняков. Его голосок, несмотря на ангельскую мордашку, оказался хрипло-писклявым, увы, уже прокуренным и совершенно разбойным. – Здорово. А пушки у вас где же – в кобуре под мышкой или в кармане? Вроде нигде ниче не оттопыривается.
– Мы к тебе по важному делу, Егор. Расскажи, что там у вас перед Новым годом во дворе произошло? – сурово и одновременно отечески-проникновенно спросил Свидерко, усаживаясь за маленькую школьную парту.
Никита стоял у классной доски. На ней чьей-то дрожащей, нетвердой рукой было начертано простенькое
