Павлик. Трагически заскрипел рассохшийся стул – Свидерко заворочался как медведь. Колосов увидел, как он напряженно ждет ответа мальчика.
«– Нет, – ответил Павлик. – Мы с мамой одни приехали.
– А дядя Саша приехал потом, позже?
– Потом, – голос Павлика снова стал тусклым и безжизненным. Все слабое оживление, звучавшее во время обсуждения машин, разом исчезло.
– А у него авто тоже ничего, правда? – заметила Катя. – «Волга», кажется?
– У него разные были машины, – тихо ответил Павлик.
– А он тебя на них катал?
– Нет.
– А маму?
– Да.
– А тебе с дядей Сашей разве не хотелось прокатиться?
– Нет, ни за что.
– А почему?
ПАУЗА.
Колосов и Свидерко напряженно ждали.
– А он что, жил у вас? – спросила Катя. – Дядя Саша жил в вашей квартире?
– Нет.
– Просто иногда приезжал в гости?
– Да.
– К маме приезжал?
– Да. И ко мне.
– К тебе?
ПАУЗА.
– А сейчас что, дядя Саша к вам больше в гости не приезжает?
– Нет. Он не может, – ответил Павлик, как показалось Никите, с каким-то вызовом.
– Не может? Он что же, заболел или куда-то уехал?
– Он не может, потому что его больше нет, – ответил Павлик. – Мама сказала: его больше никогда с нами не будет. А я видел: к маме милиционер приходил и показывал его карточку. Она плакала, плакала, а потом сказала, что его с нами больше не будет. Никогда.
– И ты знаешь, что случилось с дядей Сашей? – спросила Катя.
– Он умер… наконец-то он сдох! – истерически выкрикнул Павлик. – Он мертвый, его в землю зарыли. Он никогда больше ко мне не придет!»
Глава 26
Признание
К Герасименко двинулись сразу, как только был получен ордер на обыск и пока основная масса жильцов находилась на работе. Катя тоже считала, что огласка ни к чему, хотя ей с трудом верилось, что обыск, проведенный таким громобоем, как Свидерко, удастся хоть на секунду сохранить в тайне.
Колосов договорился с экспертами-криминалистами с Петровки, а Свидерко при помощи беспардонной лести и хитрых обещаний надежной милицейской крыши заполучил в опергруппу двух сторонних понятых из числа уличных торговок у метро «Сокол». На Ленинградский проспект отправились на двух машинах, с которых предусмотрительно были сняты милицейские опознавательные знаки.
В квартиру Герасименко Свидерко позвонил лично.
– Кто? – раздался за дверью испуганный женский голос.
– Пожалуйста, откройте, милиция.
Щелкнул замок, звякнула цепочка, Герасименко открыла дверь. Никита десятки раз видел ее оперативное фото, а сейчас не узнал ее – мертвенно-бледная, напряженная, испуганная маска вместо лица. Он даже не мог понять: хорошенькая эта Герасименко или нет и что вообще Бортников мог в ней найти.
Услышав об ордере на обыск, Герасименко попятилась в прихожую. Сразу откуда-то выскочил худенький белобрысый мальчик.
– Павлик, – она затравленно оглядывалась, словно ища место, где ее сыну было бы наиболее безопасно, – Павлик… подожди там… пожалуйста, посиди на кухне…
У нее был такой вид, что Свидерко, улучив момент, толкнул Колосова локтем: и дожимать не надо, фигурантка вот-вот сама поплывет! На какое-то мгновение и Никиту посетила лихорадочная надежда: все, их поиски в этом деле, возможно, окончены, потому что такие безумные, обреченные, больные глаза, наверное, бывают только у убийц, схваченных за руку.
– Светлана Михайловна, как видно, вас не особенно удивило то, что мы пришли с обыском именно к
