Вентура в роли комиссара полиции гипнотизировал зрительный зал.
– Ты вот что, пацан, ты давай лучше всю правду, – сказал он. – Выгоднее это для тебя будет и спокойнее – от души совет даю. А то если убийство священника на тебя повесят по какому-нибудь сатанистскому мотиву – солоно тебе придется, мальчик светлый, в тюряге.
Изумрудов внимал, широко раскрыв глаза, словно не верил.
– Я священника не убивал, – прошептал он. – Никогда бы такого не сделал. Ни за что.
– Зачем же ты к нему ходил? – резко спросил Никита. – Что тебе было от него надо? Что ты хотел узнать?
– Я… хотел спросить его про венчание, – прошелестел Изумрудов.
– Чего? Про какое венчание?
– Про венчание. Бестужевский клад тут совсем ни при чем. Про него не у священников надо спрашивать. А я хотел узнать… – Леша Изумрудов умоляюще взглянул на Колосова. И во взгляде этом ясно читалось: ну что ты мучаешь меня? Отпусти!
– Что ты хотел узнать? – Никита чувствовал, что еще минута – и его терпение – адское терпение – лопнет. Стояли они столбами на обочине дороги. Мимо прогрохотал «ЗИЛ», груженный дровами – в Тутышах и Воздвиженском запасались топливом на зиму. На осине, росшей у перекрестка, каркал ворон – хрипел, как Иуда-удавленник, действуя на нервы.
– Я слышал, по одной радиостанции передавали. Один священник в глубинке обвенчал двух геев, – Изумрудов запнулся. – За деньги. За двадцать тысяч рублей, что ли, всего… Ну вот я и хотел выяснить, нельзя ли и нас тоже… обвенчать за деньги, тайно. Швед… шведская семья.
От неожиданности Никита даже растерялся.
– И ты с этим шел к отцу Дмитрию? – после паузы спросил он.
– Да, я хотел спросить.
– Тебе Салтыков велел?
– Нет, но он часто говорил о шведской семье. Восхищался. И насчет Амстердама тоже говорил. Но там это очень дорого. И потом, там это связано с широкой оглаской. А он ведь потомственный аристократ, о нем светская хроника писала. И у него семья, ребенок. Скандал мог сильно в будущем повредить ребенку, несмотря на то что они с женой почти уже совсем развелись… А здесь, он считал, никто и знать ничего не будет. Он потому и приехал сюда из Франции. Он мне сам признался: он устал быть там тем, кем он не может, не хочет быть. Он устал притворяться. А здесь свобода, воля… Он всегда говорил мне – здесь, в Лесном, покой и воля. Можно расслабиться, можно быть самим собой. Можно даже любить… Я знаю – он часто об этом думает, вот я и хотел сделать ему сюрприз. Я решил найти здесь в деревне священника. Спросить, не согласится ли он за деньги обвенчать двух геев…
– Спросил?
Изумрудов печально покачал головой.
– Нет, я не решился. Этот старик – отец Дмитрий… Мы шли с ним к автобусу. Он такой был… В общем, я не знал, как подступиться к нему, как начать, как денег предложить за такое венчание. Он был старой закалки, это сразу было видно… А того, ну про которого я говорил, того священника – это тоже передавали – из церкви выгнали… И я так и не сказал ничего, просто молол чушь разную. Вспомнил про Филологову Наталью Павловну, про то, как она о ремонте церкви с ним в Лесном говорила, ну и плел что-то на эту тему. Врал, в общем. Потом автобус пришел, и он уехал. А я остался. И больше я его не видел.
– А разве вечером в шесть ты не вернулся к остановке, не ждал отца Дмитрия? – спросил Никита.
– Нет, что вы? Зачем мне было его ждать?!
– Хотя бы за тем, что дело, с которым ты якобы к нему шел днем, так и осталось нерешенным.
– Нет, я уверяю вас, я не ходил туда больше – ни в церковь, ни на остановку. Я в Лесном был. С тачкой возился своей, тормозные колодки менял. Потом круг решил дать, сцепление проверить. Отца Дмитрия я больше не видел!
– Кто был в Лесном из ваших в тот вечер?
– Да все были… Романа не было, а так все вроде… Но я точно не знаю, я с машиной возился – говорю же. Журавлева подбросить ее в магазин в Воздвиженское просила, но я с ремонтом не закончил, и она пешком ушла одна – вот это я точно помню.
– Во сколько она ушла из Лесного?
– Где-то в половине пятого. А я проехался, сцепление проверил, вернулся. В душ пошел, потом перекусил. Потом вечером уже мы с Валькой Журавлевым в дом отдыха мотанули, в Интернет-кафе. Там хоть оттянуться можно по-человечески, а то дома…
– Что дома? – спросил Никита. – Несладко у вас там в Лесном?
– Живем, – Изумрудов вздохнул. – Роман как может старается. Сколько денег тратит, только…
– Что?
– Если бы не он, в гробу бы я все это видел, – Изумрудов покачал головой. – Часа бы в этом чертовом доме не пробыл бы.
– Отчего ж это? В старинной графской усадьбе, будущем музее?
– Место – дерьмо. Там ведь что раньше было, знаете? Там психушка была всесоюзного значения, – Изумрудов поморщился. – И я точно знаю, там эти психи ненормальные врача прикончили. Говорят, на куски его живого порвали, как гиены. И в такой дыре сволочной жить? Ночью глянешь в окно – тьма кромешная. Ни света, ни людей. Прямо Мордер какой-то!
– Значит, ты категорически отрицаешь свою причастность к убийству священника?
