Света Мальцева хмыкнула.
– Мамка умерла. – Голосок у нее был тоненький, как надтреснутый колокольчик. – А Витька ее табуреткой по голове бил.
– Это когда вы все дома были вечером – он, ты, твои братья, мама и сестренка? – Катя спрашивала осторожно. Помнила: девочка способна оперировать лишь конкретными понятиями. А все временные категории для нее – вчера, сегодня, год, месяц назад – пустой звук.
– Ага. Она пьяная была. – Света отвечала равнодушно.
– За это ее Витя тогда и ударил, что она была пьяная?
– Ага. Она его немым выродком обзывала. Ругалась. Щеткой его била. А он – ее.
– А вы ему стали помогать? Стали его защищать? Ты, братья, сестренка? Стали заступаться? – Катя смотрела на девочку, на плюшевого бегемота. – Вы били маму?
– Я – нет. Я плакала.
– А братья?
– Они смотрели сначала. Витька ее табуреткой ударил – мамка на пол упала. Тогда они тоже стали ее бить ногами. Верка подползла, за руку ее укусила. Мамка кричала: сейчас поднимусь, всем вам, сучьим выблядкам, головы поотшибу.
Катя беспомощно посмотрела на Колосова. Она чувствовала, что помимо ее воли внутри нее поднимается тошнота.
– Света, а ты не помнишь, мама снимала вас такой маленькой машинкой – фотоаппарат называется? Кнопка щелкнет, и свет такой яркий вспыхивает? – спросил Никита.
– Ага. Мы с Вовкой на диван ложились голые. То он, то я сверху. Мамка смеялась на нас. Свет вспыхивал. А потом пришел дядя Сергей, нас изругал, избил Вовку ремнем. Потом с мамкой на диван лег. А потом пришел дядя Коля, пьяный, в окно стучал, ругался. Дядя Сергей вышел, драться с ним стал. Мамка их выгнала со двора. С Витькой на диван легла. А потом пришел Черный Плащ, мамке деньги принес. Вовка сказал: макарон надо купить и хлеба. А мамка принесла только водки вечером. Витька голодный был, он у нас немой. Он взял щетку и ударил ее по голове. А она вырвала щетку и – его. А он ее табуреткой. И Вовка стал ее бить, и Лешка. А потом она уже больше не шевелилась на полу. Вовка мне сказал: ее на стол надо положить, как дядю Сашу мы клали, когда он от водки умер.
– А кто это Черный Плащ, Света? – спросила Катя. – Мамин знакомый, как дядя Коля и дядя Сережа?
Света Мальцева передернула плечами: какие непонятливые!
– Это Черный Плащ! Дождь был!
– А деньги… За что он маме деньги принес? За то, что она вас фотографировала голых? – спросил Колосов.
Девочка посмотрела на него и бледно улыбнулась, словно вспомнив что-то приятное.
– А он сам вас когда-нибудь фотографировал? – продолжил Никита.
Лицо девочки было безучастным. Она не реагировала на вопросы.
– Часто Черный Плащ к вам приходил? – спросила Катя, сделав жест Колосову: подожди. – Каждый день?
Мальцева задумалась на секунду и покачала стриженой головой.
– Когда дождь, – ответила она. – И когда снег. – Всего несколько раз? Осенью и зимой? Или весной? – пытался уточнить Никита.
– Когда дождь, – упорно повторила Мальцева. – Черный Плащ. Когда темно.
Она встала с дивана, отпихнула бегемота, подошла к окну, взяла пластмассовую лейку и начала деловито поливать цветы в горшках. Было видно, что это занятие ей привычно. Они попытались задать ей еще вопросы, но она больше не реагировала, словно, подобно своему брату, враз лишилась дара речи.
– Все, сеанс окончен. Конец связи. – Никита поднялся, с удивлением разглядывая свой игрушечный стул – не развалится тот немедленно на куски или все же повременит. – Зря мы сюда приехали. А с нашим Маугли у нее никакого внешнего сходства.
– Они же дети от разных отцов, – сказала Катя.
Они вернулись в кабинет директора.
– Ну как? – спросила та. – Пообщались?
– Даже и не знаю, что сказать. – Катя тяжко вздохнула. – Такие вещи услышать из уст ребенка…
– Света натерпелась такого, чего не всякий взрослый вытерпит. Когда к нам поступила, была почти дистрофиком, да еще и с гонореей в придачу. И кровотечениями носовыми страдала. Когда чуть поволнуется или разбегается на прогулке.
– Да? У Виктора Мальцева то же самое. Знаете… она ведь нам сказала: они убили мать.
Директриса кивнула, видимо, эта история была ей знакома и ничуть не пугала и не шокировала.
– Скажите, когда врач здесь, в центре, осматривал Свету, были признаки того, что она подвергалась половому насилию? – спросил Колосов.
– Были, были признаки, молодой человек, – директриса говорила спокойно. – Причем в извращенной форме. Света через многое дома прошла, чего иным и в кошмаре не приснится. Призналась мне как-то, что ей даже очень нравилось все это. Особенно когда ее и братьев мать фотографировала. Девочка, говоря нашим языком, была крайне развращена. Ум у нее сами видите какой, а тело многое испытало и своего
