спросил у Новосельского, отчего он в тот день так и не приехал в милицию? Что именно ему помешало? Вряд ли Новосельский ответил бы правдиво и честно, но спросить все же стоило. Хотя бы попытаться.
Глава 31
«БМВ»
Катя планировала покинуть Спас-Испольск сразу же после сытного завтрака – как раз на автобусе в 10.30. Раньше было просто невозможно: во-первых, проснуться, во-вторых, собраться. В Москву к ней в гости собиралась и Варя Краснова с дочкой. Та, как услышала, что они едут с Катей, ночуют у нее в Москве (!), а в воскресенье отправляются на весь день в обещанный зоопарк, начала собираться еще с вечера. Уложила в игрушечный детсадовский рюкзак любимого резинового зайца, пакетик чипсов – зверей угощать – и портативный электронный букварь, с которым, как всякий современный пятилетний ребенок, никогда не расставалась.
Катя с Варварой провели вечер за телевизором. Обсуждали последние новости и так просто откровенничали. Около полуночи позвонил бывший Варин муж Денис. Как всегда, в сильном подпитии. Клялся, что «по-прежнему любит и жить не может», и требовал от Варвары пустить его тотчас же ночью «поцеловать дочь». Варя два раза бросала трубку, а он снова упорно звонил. В конце концов вести переговоры выпало Кате. Она уговаривала его, ее, снова его. Вскоре дипломатия себя исчерпала, и они просто взяли и отключили телефон.
Катя перед сном долго смотрела в окно, как в соседних многоэтажках на проспекте Космонавтов одно за другим гаснут окна. На улице моросил нескончаемый, уже до смерти надоевший дождь. Казалось – пришла осень. И Кате было грустно и одиноко. Перед тем как окончательно уснуть, она посчитала дни – когда же прилетит «драгоценный В.А.». Господи, скорее бы…
Утренние сборы напоминали воздушную тревогу. Проснулись только без четверти десять. Выскочили из квартиры, схватив в охапку сумки, Катюшку Маленькую, резинового зайца, рюкзак, и еле-еле успели на отходящий автобус.
«Ну все, – с облегчением думала Катя. – Ариведерчи! Сейчас приедем ко мне, только надо в продуктовый по дороге, а то у меня в холодильнике шаром…»
И вдруг… Все мысли разом оборвались. Автобус проезжал мимо гольф-клуба, мимо изумрудного поля, полускрытого сырым дождливым туманом. И там на обочине шоссе Катя увидела знакомый «БМВ». Двери его были распахнуты настежь. Вокруг полно сотрудников ГИБДД – они огородили этот участок дороги специальными барьерами. Тут же стояли отделовские «газики» и старая «Волга» с мигалкой.
Катя потеряла дар речи, а Варвара схватила дочку в охапку и по проходу ринулась к водителю, прося остановиться. Через минуту их уже ссаживали со всеми их вещами.
– Иди одна, – велела Варвара. – Я с Катькой побуду. Не годится ей на такое смотреть.
Среди сотрудников в форме Катя увидела Лизунова. Странно, но он один был одет по гражданке – в джинсы и новенькую толстовку. Выглядел он тоже необычно – растерянным, встревоженным и каким-то больным.
Заметив Катю, которая появилась здесь совершенно нежданно, он даже и не удивился. Молча кивнул на «БМВ». В машине сидел Антон Новосельский, безжизненно навалившись грудью на руль. Он был мертв. Его свитер спереди был в крови. Позже Катя узнала, что у него, как и у Железновой, – единственная ножевая рана в области ключицы. Возле тела был сейчас только эксперт-криминалист, он возился в салоне, осматривая труп, – силился разжать крепко стиснутую в кулак правую руку Новосельского.
– Аркадий Васильевич, ну-ка помоги мне, – негромко окликнул он Лизунова. – Тут, кажется, что-то есть. – Последнее усилие, и он с великой осторожностью вытащил это что-то из негнущихся, окоченевших пальцев.
Но Лизунов, казалось, и не слышал. Он стоял возле багажника и тоже напряженно (Кате даже показалось – как-то испуганно) рассматривал что-то, что только что поднял из травы у колес. Катя не видела еще, что нашел эксперт, зато видела, что было на ладони Лизунова. От чего он никак не мог оторваться, словно завороженный. Это был маленький темный пузырек с притертой пробкой. От него исходил горьковато-свежий аромат. На размытой дождем этикетке с трудом угадывались буквы «в…рб…н…». Катя посмотрела на Лизунова. У него был вид, словно его ударили. Пузырек она узнала – она сама брала его в руки в палатке Гордеевой в тот вечер, когда приезжала с Колосовым в лагерь. Это была «вербена». Та самая, что «способствует общению, пробуждает ум и чувства».
– А где Колосов? – спросила Катя. – Ему до сих пор не сообщили?
Лизунов оторвался от созерцания пузырька.
– Утром, в полвосьмого, когда тело обнаружили, его срочно по мобильному вызвали. Только не сюда, а прямо к прокурору. Там сейчас и эти деятели из ФСБ, – хрипло ответил он.
– Совещаются, что ли? Нашли время!
– Смерть наступила около пяти утра, – тихо сказал Лизунов. – В четверть восьмого его здесь, в машине, служащие гольф-клуба нашли. Он вчера вечером в «Пчеле» был, мы с Никитой там его застали… Следователь прокуратуры, перед тем как сюда на место выехать, нагрянул в «Пчелу». А там вся тусовка только-только очухалась от ночи. Там до фига свидетелей, понимаешь? – Лизунов впервые обратился к Кате на «ты» и так по-свойски.
– Каких свидетелей?
– У них конфликт был там – у Новосельского и Никиты. И все в «Пчеле» это видели. Видели и то, что они ушли вместе. Прокурорские там в баре у всех показания сняли. А здесь в салоне его тачки полно колосовских отпечатков – на руле, на дверцах, на приборной панели… Только его и Новосельского пальцы. Других нет.
– А это как же здесь очутилось? – спросила Катя, указывая на пузырек в руках Лизунова. – Это откуда?
Подошел эксперт-криминалист и забрал «вербену», аккуратно запаковав ее в пластиковый мешок как незыблемый вещдок.
– Аркадий Васильевич, ты что? Не слышишь меня, что ли? Взгляни-ка лучше вот на это.
Он протягивал Лизунову тоже уже запакованный в прозрачный полиэтилен обрывок какой-то плотной бумаги, изломанной мертвой хваткой мертвой руки. Катя наклонилась, чтобы рассмотреть получше. Это была
