туда, захватив одну из рубашек Динара. Мы за ним не пошли и убежали раньше, чем хохочущий на бегу Орх из пещерки выбрался. От рубашки остались одни лохмотья, и их пришлось бросить. Второй рубашкой плотно обвязали улей диких пчел, после чего шенге долго стучал по улью, до тех пор пока жужжание запертых там пчел не перешло в ультразвук.
На этой жужжащей ноте уворованные вещи закончились, наволочка была брошена в реку, и мы весело зашагали домой. Папашка держал меня за руку, и от этого радовались мы оба, он – потому что чувствовал, будто ведет маленького ребенка, а я… ну приятно же побыть маленьким и любимыми ребенком в двадцать лет.
– Шенге, а это кто? – я указала на яркую бабочку, пролетающую мимо.
– Машасси, – напряженно проследив за красоткой, ответил орк, – опасно. Трогать нельзя.
– А это? – В поле моего зрения появились желто-синие яркие цветы.
– Ибри, трогать нельзя… яд.
– Ух, – что-то мое радужное настроение начало пропадать.
– Утыррка ножки болеть? – тут же встревожился шенге.
– Утыррка думать, – печально ответила я, – Утыррка не знать, что делать дальше.
Шенге подхватил меня и посадил на плечо, некоторое время молчал, потом осторожно спросил:
– А что хотеть сама Утыррка?
И я задумалась. Вопрос, столь простой на первый взгляд, на деле был задан мне впервые. И я начала размышлять вслух:
– Утыррка наследница Оитлона, должна думать о государстве… Динар захватит власть в Готмире, и тогда прекратятся поставки руды в королевство, это лишит нас прибыли… будет плохо. Утыррка должна захватить власть сама, должна убить Динара Грахсовена.
– Должна, должна… – повторил мой папашка. – А что хотеть сама Утыррка?
– Утыррка… хотеть жить, хотеть веселиться, хотеть быть с шенге, – я обняла мохнатую голову, – но… у меня есть долг…
– Шенге понимать, шенге помогать, но… Утыррка больше не ходить в злой город!
Динар Грахсовен с наслаждением пристрелил последнюю осу и оглянулся на свое покалеченное воинство. Лица большинства стражников заплыли, некоторые стояли с опухшими руками и ногами, и все были в очень недобром расположении духа.
– Пожалуй, я начну лечение прямо сейчас, – со вздохом произнес маг.
Свое собственное лицо он уже излечил, и сейчас опухоль, закрывавшая его левый глаз, медленно, но верно исчезала.
– Да, займитесь этим немедленно, – произнес Динар.
На нем не было ни единого укуса, а с кинжала стекал желтый зловонный яд, но все же он был достаточно умелым воином, чтобы не подпустить к себе ни единой летающей твари… да и воспоминания о муравьях придавали небывалого энтузиазма в борьбе с осами.
Устало вернувшись в верхний город, Динар долго лежал в остывающей ванне, лениво следя за леди Райхо, услужливо наполняющей его кубок… И ярость поднималась волнами при мысли, что королевская стерва вновь обвела его вокруг пальца!
– Сегодня вы ночуете в моей постели! – растягивая слова, произнес бывший правитель Далларии и с раздражением проследил, как, не скрывая радости, кивает леди Райхо. Презрительно проговорил: – Женщины… вы сначала холодны, затем неизбежно таете, а после начинаете липнуть!
– Мой лорд недоволен? – испуганно спросила леди Райхо.
– Зачем вы истязаете себя? – Его тон требовал ответа.
– Я?.. – Леди смущенно опустила глаза.
– Вы, – подтвердил Динар, не желая более игнорировать известный ему факт.
– Я люблю вас… – прошептала леди Райхо.
– И за это ненавидите себя? – удивленно спросил даллариец.
– Да…
– Не проще ли ненавидеть меня? – он усмехнулся.
– Нельзя ненавидеть тех, кого любишь… – едва слышно ответила Равена.
– Леди, – Динар поднялся, мгновенно завернулся в полотенце, – я убил вашего мужа, я принудил вас проводить со мной ночи, вы обязаны меня ненавидеть!
Леди Райхо, не поднимаясь с колен, вскинула голову, глядя на своего тюремщика, и в ее словах была горечь:
– Вы за это ее любите, да? За то, что Катриона ненавидит вас?
– Люблю? – Динар, откинув голову, громко расхохотался. – Кого, утырку? Леди, самоистязания дурно сказываются на вашем умственном здоровье. Да я убью эту тварь, едва поймаю. А я поймаю, и тогда утырка на коленях будет ползать у моих ног!
Он ударил по стоящему возле ванны ведру, и оно покатилось, расплескивая воду.
– А вы определитесь, – прошептала Равена, – убьете или заставите на коленях ползать…
– Сначала убью, потом прикажу воскресить, потом снова убью, потом… Леди, – Динар в ужасе посмотрел на нее, – на что вы намекаете?
– Ни на что, мой повелитель. Следовать за вами в вашу спальню?
– И немедленно!
Не желая одеваться, Динар шел в свои покои, пугая гневным видом и прислугу и стражу. Распахнув двери спальни, он уверенно шагнул вперед, чтобы в следующую секунду отпрыгнуть назад, оттолкнув леди Райхо, и стремительно закрыть двери.
– Стража!!! Факелы, арбалеты и мага сюда!
Когда в его спальне оставались лишь груды искореженного и обгоревшего мяса злобных тварей с красными глазами, Динар, уже полностью одетый, брезгливо прошел к окну и едва не зарычал, обнаружив спущенную за окно веревку.
– Вот стерва! – произнес бывший правитель Далларии и неожиданно для самого себя расхохотался.
– Шенге, а что такое добро? – однажды спросила я.
Оливер помогал Рхарге чистить секиру, а я сидела на своем любимом пеньке возле папочки, который жарил аппетитного кабанчика.
– Добро? – переспросил орк. – Добро – это жить и не мешать жить другим!
Как красиво и емко сказано… В свое время, после того как меня наш первый советник обозвал злюкой, я немало книг прочитала, но ни один философский трактат не давал столь точного определения.
– Шенге, – я продолжала задавать вопросы, – но быть злым легче, чем быть добрым.
Орк посмотрел на тушу кабана, чуть пригасил костер, набросав на него зелено-желтых листьев, и, не предупреждая, подхватил меня, посадил на плечо, а затем… орки очень быстро бегают и невероятно ловко карабкаются по горам. Спустя несколько минут мы уже сидели на скале, над небольшим горным озером.
– Кто добрый, у него глаза светлые, чистые, – орк указал на озеро, – а злой, он мутный, темный и… грязный, – шенге указал на лужу у озера. – В глазах доброго видна истина, у злого искажено все.
Сравнение было настолько точным, что я даже рот открыла от удивления. Вот если вспомнить повара, и няню, и моего секретаря – у них глаза были чистыми, взгляд был прямым, себя можно было увидеть. А вот наш церемониймейстер, министры и даже… отец, вот они никогда в глаза не смотрят.
– Шенге, а я… добрая? – спросила, а зачем? Знаю ведь ответ – злая я, мстительная и расчетливая стерва… чем и горжусь… гордилась. Или все же горжусь?
– Утыррка – ребенок, – ласково произнес орк, – Утыррку заставили быть злой.
– Разве те, кто правит, могут быть добрыми? – с грустью спросила я.
– Шенге правит, – орк пожал плечами, – шенге добрый!
Орк снова посадил меня на плечо, и мы помчались назад. К счастью, кабан не успел подгореть, зато подрумянился так, что я была готова вымаливать самый вкусный кусок. Вымаливать не пришлось, мне и так самый вкусный дали. Люблю шенге!
