Колосов молчал. В этот момент он думал об Ануфриеве. Что на этот вопрос ответил бы он?
– Катя, я думаю, тебе самой надо будет поехать туда, в Калмыково, к ним, – наконец сказал он.
– Хорошо, мы же это с самого начала планировали. Но как это обставить поубедительнее, чтобы я там появилась?
– Нина позвонит, обсуди это с ней. Инициатива должна исходить от нее, как от лечащего, или как это там у них в медицине называется, врача. Но попасть тебе туда к ним надо как можно скорее.
– Хотите с Ануфриевым заиметь двух информаторов вместо одного? – Катя вздохнула. – По правде… по полной правде, Никита, мне отчего-то даже думать тошно, что я переступлю порог этого дома.
– Ты боишься?
– Я не боюсь, но… я не знаю, просто я чувствую: ничего хорошего меня там не ждет. Знаешь, Нина, перед тем как туда отправиться, мне говорила абсолютно то же самое – слово в слово. Есть такие дома, такие семьи, такие фамильные истории, от которых хочется держаться как можно дальше.
– Если тебя так пугает их покойный дед, то…
– Знаешь, мне муж про него рассказал прелюбопытнейшие вещи, оказывается, в начале тридцатых годов он работал здесь, у нас в области. Возможно, даже ходил вот по этим нашим коридорам. Только тогда это все называлось ОГПУ, – заметила Катя.
– А ты что же, мужу обо всем доложила, успела? – Колосов нахмурился.
– А как же я могла не сказать? – Катя пожала плечами. – Он в этих вопросах сведущ. И потом, если вдруг что случится там с Ниной или со мной, кто, интересно, бросится нас спасать?
– Я. – Колосов встал. – Ты это, пожалуйста, запомни на будущее. А своему ненаглядному…
– Драгоценному.
– …передай, чтобы я его даже близко от Калмыкова не видел, иначе…
– Иначе что?
– Иначе я обойдусь без вас. Без тебя.
Катя усмехнулась: ах ты, батюшки, вспыхнул как порох. Без тебя: надо же, испугал, решительный наш! А всего только полчаса назад этого решительного успокаивать пришлось, веру в себя внушать, поддерживать морально. Мало-мало с силами собрался и, надо же, – опять выдал на-гора текст из до боли знакомой роли гениального сыщика и ревнивца. Однако перечить коллеге она не стала. Бог, бог простит. А мы – люди мудрые, ученые, мы проглотим.
– Как скажешь, Никита, – голос ее звучал кротко. – Ведь операцией ты руководишь. Ну, если, конечно, не брать в расчет господина Ануфриева.
Глава 18
КАЖДОМУ – СВОЕ
Эту ночь Нина провела без сна. Внизу в столовой часы глухо пробили сначала полночь, потом – половину первого, потом – час. Все это время она находилась в комнате Левы, дежурила возле мальчика. Он снова был до крайности напуган: в доме кричали, рыдали женщины, приезжала милиция, следователи, врачи. Варвару Петровну увезли в больницу, и это лишь добавило страха и сумятицы. Лева метался на кровати, Нина испугалась, что у него подскочила температура. Но это был не жар, это снова было что-то вроде истерического припадка. Ей пришлось взять его на руки, успокаивать, уговаривать. На этот раз он не отталкивал ее от себя, напротив, цепко и болезненно цеплялся за нее, словно именно она была его последней защитой. Когда в изнеможении он наконец уснул, она почувствовала, что надо выполнять и другие свои обязанности. И позвонила Кате домой, разбудив ее и Вадима Кравченко, шепотом сбивчиво пересказала то, что уже передала в SMS.
– Нина, постарайся сделать так, чтобы в ближайшие дни я побывала там у вас, – попросила Катя. Ночной звонок с бывшей госдачи в Калмыкове застал ее в постели, рядом ворочался Драгоценный, и при нем вспоминать о том, что эта идея подана Колосовым, она не решалась. – Помнишь, мы обсуждали такой вариант? Я могла бы сойти за твоего коллегу, которой ты хочешь показать больного ребенка.
– Я постараюсь, хотя пока здесь не с кем говорить об этом. Все совершенно невменяемы. Катя, парня-то как жаль, Федора… Ведь мальчишка еще, я разговаривала с ним…. Как могли с ним такое сделать? Кто? – Голос Нины дрожал от волнения. – Тут, как про убийство узнали, все словно с ума посходили, но я все равно постараюсь. Ты обязательно приедешь, я найду предлог, использую любую возможность. Вместе нам будет легче. Пусть ненадолго, но легче.
– Нина, вспомни, они еще что-нибудь говорили про Волгоград?
– Нет, но ты не представляешь, каким тоном это все было тогда сказано и какие у них были лица! Они чего-то боятся, Катя, что-то безумно их пугает.
– Ты сама держись там.
– Со мной пока все в порядке. Ну, все пока, а то нас кто-то может услышать. Спокойной ночи, а насчет твоего приезда буду прямо завтра почву готовить.
Лева во сне глубоко вздохнул. Нина поправила ему подушку. Все, сеанс связи «Юстас – Алексу» закончен. Она как радистка Кэт. Господи боже, какая же все это муть… Она подошла к окну: снова тьма, хоть глаз коли. Этот парнишка, их младший брат-близнец, что вчера там в гостиной дурачился, танцевал танго… Его застрелили прямо во дворе школы. «Вчера мы, – подумала Нина, – и не подозревали, что ему остается жить всего каких-то несколько часов…»
Она вздрогнула и оглянулась на дверь. Что это? Ей послышалось? Шаги? Нет, все тихо. Ночь. После катастрофы дом словно впал в летаргию. Будь проклята эта летаргия, эта ночь, это одиночество, этот противный, липкий, сосущий сердце страх. Она быстро вытерла непрошеные слезы и, более не задумываясь о том, который сейчас час, каким будет ее первое слово, что она скажет, что спросит, что ответит, набрала по мобильному номер Марка Гольдера. Она хотела слышать голос человека, который однажды вот такой же осенней безнадежной ночью ждал ее в желтом такси. Занято… В такой час?!
Нина и не подозревала, что в это самое время с Марком по телефону из своей комнаты говорила…
