на ночной город, пить ледяной мартини, лениво болтать ложечкой в креманке с ананасовым шербетом, радоваться теплому вечеру, радоваться Анфисе, постепенно обретающей свое прежнее буйное жизнелюбие. И хоть на короткое мгновение забыть про тот лес, про кувыркающийся в небе смертельно раненый «кукурузник»…
– Катюша, эй, ты где опять? – тихо окликнул ее Мещерский.
– Я тут, – Катя закуталась в шелковую шаль, поежилась от ночной прохлады. – Я все спросить тебя хотела – как насчет той фотографии?
– Ой да, – подхватила Анфиса. – После таких-то событий!
– Я звонил в Париж Петьке Кабишу, – ответил Мещерский, – и послал ему отсканированный снимок по электронной почте.
Катя покачала головой – звонил в Париж. Как все это просто у Сереги! Про Кабиша она слышала не раз – его предки со времен революции жили во Франции. Он работал в Фонде русского зарубежья, издавал сборник по истории Белого движения. «Там же на фотографии – офицеры, поэтому Серега и начал с него наводить справки, этот Петя парижский – настоящая ходячая энциклопедия», – подумала она.
– Петюн прямо в осадок упал, как снимок увидел, – Мещерский подлил в их бокалы вина. – Звонил, интересовался, где я его раздобыл.
– И что дальше? – спросила Катя.
– А ничего, – Мещерский вздохнул, – или почти ничего. Я-то надеялся, что он мне сразу даст полный отчет, кто есть кто на фото, а он смог точно назвать мне лишь двоих. Некоего барона Шиллинга – это тот, что в белой черкеске и папахе на снимке, и Викентия Мамонова.
– Мамонова? – переспросила Катя.
– Кабиш справился в русском военном архиве – барон Шиллинг был убит в августе двадцатого года в Крыму. Значит, снимок был сделан до этого времени. Викентий Мамонов, по данным архива, в Первую мировую служил в Персидской казачьей Его величества Шаха бригаде. Было тогда такое войсковое подразделение на Кавказском фронте. В девятнадцатом-двадцатом он был в Добровольческой армии, служил начальником личного конвоя командира Таманской дивизии генерала Безкровного. Когда того убили красные, Врангель взял его свой штаб. После сдачи Крыма он эмигрировал во Францию.
– А этот твой Петя не знает, кем мог быть тот жуткий мертвец на столе? – спросила Анфиса.
– Этого он, к сожалению, не знает. Не знает он и человека в черной маске, сидящего среди офицеров. Но он рассказал мне вот что. – Мещерский помолчал секунду. – Про Викентия Мамонова – как тот погиб в сорок первом.
– Погиб? – про Мамонова Катя слушала очень внимательно. Эта фамилия… Эта старая дворянская фамилия… Знаковая фамилия?
– Во время оккупации Парижа он вдруг вроде бы без всякой причины был арестован гестапо. Его страшно пытали. И он умер от пыток в тюрьме.
– Он что, был в Сопротивлении?
– Ни в каком он Сопротивлении не был. В том-то все и дело. Петя Кабиш говорит – он был вообще странной, одиозной фигурой в эмигрантских кругах. Его чурались, с ним не очень-то общались. Одни утверждали, что от перенесенных в гражданскую лишений он тронулся умом. Другие подозревали его в связях с польской, румынской разведками и с ЧК – якобы он торговал информацией направо и налево. Вроде бы он постоянно изыскивал пути для нелегального вояжа в СССР. А уже после Второй мировой войны в Париже в среде эмиграции ходили упорные слухи о том, что его арест и пытки были как-то связаны с доносом, полученным гестапо, о том, что Мамонов в свое время встречался с Алистером Кроули, когда тот приезжал в начале тридцатых в Париж.
– Кроули – это ведь какой-то черный маг? – спросила Катя. – Что-то я читала… А что, он действительно – реальная фигура?
– Очень даже реальная, – Мещерский вздохнул. – Вот только что могло быть общего у него с бывшим адъютантом генерала Безкровного? И что могло так заинтересовать гестапо?
– Наверное, мы так никогда этого и не узнаем, да? – Катя внимательно наблюдала за Мещерским: или он говорит не все, или же…
– Петя по доброте душевной подкинул мне одну небольшую идейку. В Прагу из Вены на эти выходные приезжает Владимир Всеволодович Головин – сын графа Головина, знаменитого историографа русского зарубежья. Петя обещал ему позвонить – он сам чрезвычайно заинтригован. Я вот что подумал – мне по делам турфирмы тоже надо смотаться в Прагу на пару деньков Я планировал ехать позже, но теперь, раз уж такое дело, могу поехать сейчас.
– А сколько лет сыну графа? – спросила Катя.
– Восемьдесят семь.
– И ты думаешь, старичок что-то еще …
– Зачем он едет в Прагу из Вены? – усмехнулся Мещерский. – Петя сказал по секрету: туда из Америки вместе с дочерью и внуками прилетает его дама сердца. Ей восемьдесят два, она всегда была замужем, но у них был роман. И он продолжается до сегодняшнего дня. Вот вам и старикан… Нет, Катя, это такие могикане – несгибаемые.
– А чем он может нам-то помочь?
– Ну, учитывая сферу его научных интересов… Видишь ли, он, как и его отец, всю жизнь изучал историю революции и зарубежья, только в большей степени интересовался тайной, так сказать неофициальной ее стороной – слухами, версиями тех или иных событий.
– Масонами небось, – фыркнула Анфиса.
– И масонами, конечно, но… Все, что происходило при Врангеле в Крыму, он знает досконально. И не по книгам, а из первоисточников – от собственного отца, от людей, которые принимали личное участие во многих событиях.
