Катя наблюдала за ними. Что ж, этого и следовало ожидать. Любовница выдвинула самый простой аргумент своего внезапного бегства. Сейчас она скажет с подачи Марьяны: «Да, он ударил меня, пьяная скотина, и я не выдержала, ушла». И об эти ее незатейливые показания (правду или, быть может, наскоро придуманную ложь) разобьются все их подозрения. Но отчего она так нервничает? Вон и лицо у нее даже изменилось…
– Он… напился, – сказала Олейникова. – А я не могла этого больше выносить. Мне стало противно, тошно… Я и сама была пьяная, не помнила себя. Это был мгновенный порыв – я выскочила из номера, спустилась вниз, села в машину и уехала.
Это прозвучало так фальшиво, что она и сама это почувствовала.
– Но вы ведь успели собрать свои вещи, – заметила Марьяна.
– У меня почти не было с собой вещей.
– Разве к ужину в ресторане не положено переодеваться в вечернее платье?
– Все, что у меня было, я покидала в дорожную сумку.
– И вы продолжаете утверждать, что это был мгновенный порыв?
Олейникова угрюмо молчала.
– По-моему, Юля, вы все-таки не осознаете, в какой скверной ситуации вы находитесь, – сказала Марьяна. – Ну, что делать, что делать… Когда спохватитесь, поздно будет. Убегая этакой Золушкой с бала, вы закрыли за собой дверь номера?
– Я не взяла ключа.
– Значит, вы оставили дверь незапертой?
– Я ее захлопнула. Он мог сам подняться и закрыть ее на ключ. Я же говорю вам, когда я уходила, он был живой-здоровый!
«А вот это правда, – подумала Катя. – Кислоту Авдюков глотнул уже позднее. Если все же это она подменила бутылку, то она рассчитывала на то, что некому будет оказать ему первую помощь и вызвать врачей».
– Вы видели кого-нибудь внизу, в холле? – спросила Марьяна.
– Не помню, кажется, никого там не было, я вышла и пошла к стоянке.
– Почему вы не хотите сказать нам всей правды? – резко и одновременно укоризненно бросила Марьяна.
– Я говорю то, что было на самом деле. Авдюкова я не убивала.
– Того, что было на самом деле, вы не говорите, Юля, – возразила Марьяна. – Я бы могла вас заставить сказать. И прямо сейчас.
– Как? – Олейникова напряглась.
– Есть разные способы. Есть много разных способов, – Марьяна отодвинула протокол. – Есть вещи, о которых не принято говорить. И которые неприятно, больно вспоминать.
– Но я…
– От ваших показаний зависит очень многое. В том числе и ваше дальнейшее положение. Я уже говорила – я не хочу на вас давить. Вы умная женщина. Вы сами должны подумать о том, что может произойти с вами дальше. Лично мне очень бы не хотелось, чтобы на следующую нашу беседу вас привезли из Волоколамской тюрьмы под конвоем в наручниках.
– Но я не убивала!
– Авдюков умер спустя полтора часа после вашего бегства из отеля. Странного бегства, которое вы почему-то не хотите нам правдиво и вразумительно объяснить, – вмешалась и Катя. – Неужели вы до сих пор не поняли: и там, в отеле, и здесь, на работе, именно вас все в первую очередь и подозревают в убийстве вашего любовника.
– Я даю вам два дня на раздумье, – сказала Марьяна, поднявшись. – Вот мой телефон. Вы позвоните мне. Иначе все для вас и для меня усложнится. И у меня уже не будет ни возможностей, ни желания вытащить вас из этой беды.
Олейникова протянула руку. Жест, каким она взяла визитку, был неуверенным и неловким.
Глава 13
ДЕНЬ
День выдался почти по-летнему жарким. В конце мая такие дни – верная примета грядущего июльского зноя, духоты, пожаров на торфяных болотах. Но сейчас дышалось легко. Небо было голубым и безоблачным.
Светлана Петровна сидела в гамаке в глубине сада. Сад – яблони и вишни владимирка – сохранился за домом еще с прежних, дачных времен. Во время строительства кирпичного особняка на месте старой генеральской дачи она с трудом уговорила Авдюкова пощадить эти тенистые раскидистые кроны и узловатые, корявые стволы, давно уже не плодоносящие.
Было два часа – самое обеденное время, но Светлана Петровна обедать не торопилась. Она полулежала в гамаке, смотрела на солнечные пятна на траве, на свои ноги, на разношенные плетеные босоножки без задников, перебирая в памяти и то, что было давным-давно, и то, что случилось совсем недавно.
На дорожке недалеко от гамака лежал огромный мастино-неаполитано. В руках Светланы Петровны был телефон. Она чуть не выронила его, задумавшись.
Можно жить и без мужчины в доме. Так говорила Зина, Зинка, Зинуля, Зинаида Александровна. Она повторяла это не раз и не два, утверждая, что уж она-то, существующая без мужа целых восемь лет, это
