– Лежи тихо, – Марьяна приложила палец к губам. – Тихо. Вообще-то хотелось поговорить с тобой без свидетелей.
Ходячие, оценив ситуацию, заковыляли в коридор. Лежачие отвернулись.
– Давай сделку заключим обоюдовыгодную, – Марьяна склонилась к Буркину. – Ты скажешь нам, на ушко шепнешь, у кого ты и твой дружок Мамонтов достали пистолеты. И будем считать, что все плохое и гадкое нам обоим действительно приснилось. Что это и правда был досадный несчастный случай.
– Так я ж так и этак под статью попадаю, – Буркин вздохнул. – Мне Вован, кореш, ну адвокат, полный расклад сделал. Пушку-то у меня вы взяли из кармана. Так и так статья.
– А ты бы ее сбросил по дороге, как дружок твой, – сказала Марьяна. – Что, не догадался? Он-то вот догадался.
– Не бросал Мамонт свой ствол. И вообще не было ничего у нас, ни при чем он.
– Было, было, Олег.
– Было, – подтвердила и Катя. – У нас показания Долидзе – ты ведь знаешь такого, есть.
Буркин криво усмехнулся. Уши у него стали рубиновыми – хоть прикуривай от них.
– Ну что, поладим, Олег? Мне надо знать точно, кто снабдил вас газовыми «макаровыми», переделанными под боевые калибра девять, – Марьяна заботливо, как сестра милосердия, поправила на Буркине одеяло. – Скажи мне это без протокола. Видишь, у меня ни бланка, ни ручки. А потом на допросе, когда выздоровеешь, снова можешь лапшу вешать, меня это не колышет.
– Как же это? – прищурился Буркин.
– Это совсем по другому делу будет информация, – Марьяна даже снизошла до объяснений. – По делу о двух убийствах. Понял, нет? Лично ты и ваша дуэль у деревни Луково к этому отношения никакого не имеют. Катиться может к такой-то матери, понял?
– Нет, кое-что в этой дуэли нас интересует, – Катя забыла свое обещание не вмешиваться в разговор. – Олег, признайся, из-за кого вы с Мамонтовым поссорились? Из-за Авдюковой Светланы Петровны – ведь так?
Буркин сощурился так, что глаза его стали совсем щелочками.
– Не знаю я никакой Светланы Петровны, – буркнул он. – Вы че?
– Ну брось. Мне Долидзе все рассказал, – Катя махнула рукой. – Мамонтов и то проговорился – мол, из- за женщины стрелялись. Мне надо, чтобы и ты это подтвердил. По-твоему, в каких отношениях Мамонтов со Светланой Петровной?
– Понятия не имею, – Буркин пожал плечами. – И вообще я ни хрена не помню, что было. Бухой я был. Слышали? Бухой!
– Слышали. Уж это мы слышали сто раз, – Марьяна выпрямилась. – Ну? Сколько раз мне повторять? У кого достали стволы? Только без Митинского рынка давай. Митинский рынок не пройдет. Ну, кто вам их продал?
– Слушай… Слушайте вы обе, птицы-синицы, – Буркин окинул их оценивающим взглядом, – что-то не усеку я, куда вы клоните. Но подвох явный. Сказал бы я вам по этому поводу, да вежливость врожденная не позволяет. В общем, не будет у нас торга, девчонки. Не будет разговора.
– Что ж, так сильно в тюрьму хочется? – спросила Марьяна.
– И в тюряге люди живут. Значит, судьба моя это, – Буркин прислушался к радио – эх, кони привередливые! – А вы запомните – я пацанов не продаю. Друзьями не торгую, – он отпихнул Марьяну и решительно потянулся к костылям, стоявшим у изголовья кровати.
– Это Мамонтов ведь пистолеты достал? – в упор спросила Марьяна. – И тебе и себе, да?
Буркин засопел.
– Или он их сам переделал? Нет? Не сам? А у кого же тогда он ими разжился? Не у оружейника ли этого вашего, не у учителя своего Варлама Долидзе?
Катя взглянула на Марьяну – что ж, выводы такие давно витали в воздухе, напрашивались. По логике вещей, по самой простейшей связи логической: есть оружейник-мастер, есть оружие. Кому-то арбалеты, кому-то пистолеты. Рыцарские латы, щиты и мечи – эхма!
– Я друзей не сдаю, – круглая, не осунувшаяся даже от больничного воздуха и рациона физиономия Буркина стала клюквенной. – Вы что, глухие? Не торгую, не продаю. И плевать мне на вашу статью уголовную, на ментовку вашу поганую. Вот костылики свои возьму, и везите меня куда хотите, слова больше не скажу!
– Ой, господи боже, какой же дурак! – простонала Марьяна. – Какой же идиот! Я или закричу сейчас, или же… Валенок чертов! Да пошел ты от меня знаешь куда?
Она встала и вышла из палаты. Гнев ли душил ее, смех ли? Катя осталась наедине с Буркиным, его лежачими соседями и затихающими в радиоприемнике «конями».
– Чой-то она? – спросил удивленный Буркин. – Психанула?
– С такими, как ты, психанешь, – Катя остро погрозила ему пальцем. – Ты с ней осторожней смотри. Она, знаешь, месяца не прошло как из «горячей точки».
– Она?
– Ее опера здешние стороной обходят, боятся. А ты… А стреляет она знаешь как? Не тебе чета – вот как. В тире тебе надо с малолетками упражняться, а ты на дуэль, – Катя покачала головой. – Ладно, герой иваныч, поправляйся, не кашляй. А в тюрьму не спеши. Там на геройство-то это твое наплевать всем с двадцать пятого этажа. А на парашу садиться хромому неудобно. Не с руки. Так что подлечи сначала свою ножку, а потом ори. Понял?
– Э, девчонки! – Буркин забыл, кто перед ним, явно забеспокоился. – Эй, чего вы? Я что, не то что-то
