– Но ты же получил фирму. Ты теперь всему хозяин, – сказала Алина. – Мама говорит – убивает всегда тот, кому это больше всего выгодно.
– И ты ей поверила? Алина, не отворачивайся! – Орест Григорьевич схватил девушку за плечи и развернул к себе.
Странное, наверное, зрелище представляли они на пустынной дороге: криво, спешно припаркованная серебристая «Тойота», мигающая аварийной сигнализацией, и они – друг против друга. Проезжавший мимо на «Газели» шофер смотрел на них с нескрываемым удивлением.
– Пусти меня. Убери руки, – Алина произнесла это еле слышно. – Я ничего не знаю. Ничему я не верю. Но я обещала матери. Она плакала, на колени встала, и я… – Алина глянула на Ореста Григорьевича. – Я ей слово дала.
– А как же мы… наша любовь? – Орест Григорьевич сам почувствовал, что спросил глупость.
– Не знаю, – Алина пожала плечами. – Все равно когда-нибудь это закончилось бы. Ты женат, а я… Знаешь, девчонки говорили – в сексе надо с опытным начинать. Со взрослым мужиком, с женатым. Они говорили – такой сразу, с хода без раскачки все даст почувствовать. Самый кайф, – она смотрела на него с вызовом. – А потом уж можно и на какого-нибудь ровесника запасть. Не будешь чувствовать себя дурой.
– Дурой? – переспросил Орест Григорьевич. – Что ты несешь?
– Отпусти меня!
– Ты… Алина, послушай меня, выслушай!
– Пусти. Все кончено.
– Ты не знаешь, что я сделал ради тебя. На что пошел ради нас с тобой!
Алина посмотрела на него пытливо, по-взрослому. Повернулась и зашагала прочь. Орест Григорьевич догнал ее. Она снова вырвалась. Он снова догнал:
– Не уходи… Ну, пожалуйста… не бросай меня, Алина!
В самый патетический момент иной раз приходит на память какая-нибудь ерунда. Шаблон, заезженный штамп. Отчего? Почему? Мозг, что ли, так устроен? Олег Григорьевич схватил Алину за руку, рванул к себе. А перед глазами – точно петарда ухнула: сцена из «Бесприданницы» – «Так не доставайся же ты никому!». И пистолет вдруг привиделся – длинный такой, нелепый. Выстрел. Эхо. Жалобный женский крик.
Вечером Нателла Георгиевна встретилась с Зинаидой Александровной и Светланой Петровной в Москве на Тверской. На Тверской ничего не менялось годами – яркие огни рекламы, шум, людской поток, как лента, вливающийся в черный зев метро.
Они решили не сидеть этот вечер дома. Хороший был вечер, теплый, даже немного душный в преддверии наступающей летней жары. Зинаида Александровна предложила подругам на выбор – Большой театр: балет «Жизель», концерт Киркорова и концерт Погудина в Зале Чайковского. Вековечную «Жизель» подруги отвергли и остановились на Погудине. Билетов, естественно, никаких не было и в помине, решено было купить у перекупщиков с переплатой, благо перед началом концерта это совсем не сложно.
Купили. Места оказались приличные.
Светлана Петровна, по-вдовьему, была в черном костюме, но надела на себя почти все бриллианты, которые достались ей от матери и которые в оные годы покупал ей Авдюков.
Зинаида Александровна была в блузке и элегантных модных брюках. За суетой она не успела сделать в салоне красоты прическу: просто гладко зачесала волосы и собрала их на затылке заколкой.
Нателла Георгиевна была очень бледна, но держалась молодцом. Оделась она по уже укоренившейся привычке очень ярко и очень стильно. На нее обращали внимание.
Начало концерта немного задерживалось. Зинаида Александровна разглядывала до отказа заполненный зал.
– Надо же, – хмыкнула она.
– Что? – спросила Светлана Петровна.
– Опять одно бабье, – Зинаида Александровна покачала головой. – Просто наказанье.
Перед ними, за ними, слева, справа, наверху на балконе сидели зрители. Зрительницы. Женские головки были похожи на капустные кочаны на грядках. И все это скопище, все это царство – дамское счастье, женская доля, святое начало – все это копошилось, светилось, переливалось разноцветными красками, шушукалось, переговаривалось, шуршало обертками от шоколада, обмахивалось программками и самыми настоящими веерами, восхищалось, предвкушало, на время забывая обо всем на свете, кроме себя. Зрелище это было – такое зрелище в духоте переполненного зала, в смеси ароматов «Кензо» и «Живанши»! Искрящийся коктейль одиночества и безупречного маникюра, затянутых новыми бюстгальтерами бюстов, наскоро залеченного варикоза и опущений матки, высоких каблуков и несрезанных мозолей, алмазных серег, черных чулок, театральных сумочек, расшитых стразами, перламутровой пудры, словно пеплом, покрывающей лица, губы, сердца – источники тайных желаний.
– Куда ни придешь сейчас – всегда так, – сказала Зинаида Александровна. – Везде, всюду только мы. Мы одни.
– Когда же начнется? – спросила Нателла Георгиевна.
На сцене чинно рассаживались музыканты небольшого оркестра. Кто-то настраивал скрипку.
– Зина, я все тебя спросить хотела, – Светлана Петровна обмахивалась программкой. – А вот тот моряк, офицер, про которого ты рассказываешь так часто… Этот капитан Чернобуев… Он что же… Вы так больше с ним ни разу и не встречались?
– Нет.
– Но это ведь не выдумка, не розыгрыш. Он ведь тебя точно спас тогда. Я, правда, не знаю, как это можно было ухитриться свалиться в воду с трапа…
