– Я оступилась. Нечаянно. Я же нескладеха. Вон Нателла все видела своими глазами.
– Это ведь был шефский концерт? – спросила Светлана Петровна. – Твоя мать никогда не отказывалась от шефских концертов даже в преклонные годы. Но вас-то с Нателлой каким ветром занесло на тот корабль?
– Командующий Балтийским флотом прислал за мамой машину – мы все жили тогда в «Астории», так получилось, что мы все поехали туда, в Кронштадт. Это был адмиральский крейсер, – кротко пояснила Зинаида Александровна.
– Так с этим Чернобуевым, который тебя из воды вытащил, вы больше не виделись? – переспросила Светлана Петровна. – Ты ж ведь тогда еще не замужем была. Мишки Вирты тогда еще на твоем горизонте не было. Так почему же ты не…
– Потому, – Зинаида Александровна усмехнулась.
– А встретились бы, глядишь, и было бы у вас все хорошо, – вздохнула Светлана Петровна. – По- людски.
– Это вряд ли, – сказала Зинаида Александровна. – По-моему, все было бы точно так же. В конце концов.
Светлана Петровна умолкла.
Свет в зрительном зале медленно гас. Ряд за рядом – сначала балкон, потом партер тонул в темноте. Освещалась только сцена.
– Нитросорбит есть? – спросила Нателла Георгиевна.
Зинаида Александровна сунула руку в театральную сумочку и на ощупь нашарила там пузырек.
– Одну таблетку. Не глотай сразу, Наташа.
Светлана Петровна ободряюще положила свою украшенную бриллиантовыми кольцами руку на запястье подруги.
– Наташа, смотри какой молодой, – шепнула она, глядя на сцену. – Совсем как мы.
Было уже так темно в зале, что по лицу Светланы Петровны было не понять – шутит ли она?
Глава 28
ДАНТЕС ПЕЧОРИН
И все же, все же, все же…
Катя была не удовлетворена. Мало ли кто что сказал, а они догадались. Мало ли кто что подумал. Мало ли кто что решил. А что же по правде-то?
Из больницы каждый пошел своим путем. Марьяна потащилась, как на каторгу, в отдел. У следователя только две руки и сто миллионов неотложных обязанностей. Сейф, караулящий своего звездного часа, битком набитый листами исписанной и процессуально-оформленной бумаги, которая почти вся сплошь – гадкие кляузы и доносы, подозрения и скороспелые выводы, идеи фикс, идеи миражи, зависть, доходящая до абсурда, ненависть, доходящая до поножовщины. Весь этот сучий бред воспаленного воображения – слова, слова, слова. Ах, если бы их только не слышать, эх, если бы их только не документировать процессуально!
– А я все же попытаюсь разыскать Мамонтова, – сказала Марьяне Катя перед расставанием. – Дома, наверное, поздно буду. Позвоню тебе завтра.
Вечерело. Парило, как в бане. К счастью, вторая попытка проникнуть в автомастерскую на улице Перво-проходцев удалась. Катя еще издали узрела возле ангара знакомое авто Мамонтова – другой такой штуковины на колесах и на свете-то не было.
– Тук-тук, дома кто есть? – Катя, подойдя, деликатно постучала в железную створку ворот.
Внутри сумрак. Бетонный пол, бензиновая вонь. Катя вошла в ангар. Почти все его пространство занимала какая-то механическая доходяга – железный скелет без кузова, без салона, без колес. Какие-то сплошные автовнутренности, вывернутые наружу.
– Эй, кто-нибудь! – Катя бочком стала протискиваться дальше, вглубь и… застыла как вкопанная.
Василий Мамонтов был от нее в пяти шагах. Он стоял на руках. Тело его, вытянутое в струну, подрагивало от усилий и от напряжения. А снизу, с бетонного пола, целился ему прямо в лицо клинок ножа, вставленный рукояткой в пустую жестяную банку из-под краски.
Мамонтов увидел Катю, переступил руками. На какую-то секунду острие приблизилось к его глазам.
– Ты чего это? – Катя наклонилась. – Привет.
– Здорово, если не шутишь, – Мамонтов пыхтел от усилий.
– А кинжал-то зачем? – спросила Катя.
– Огра…ничитель.
– Ограничитель? Вот выколешь глаз… И давно так стоишь? Может, примешь нормальное положение? У меня к тебе разговор. – П-погоди маленько, – Мамонтов снова переступил руками, вытянулся вверх.
– Я из больницы только что. Приятеля твоего проведала, – Катя оглянулась, увидела у стены грубо сколоченную деревянную подставку, села на нее. Все же так удобнее, чем склонившись в три погибели. – Тебя мы, Василий, вспоминали. Кстати, а давно вы с Буркиным дружите?
– С первого клас-с-са.
– Ничего не скажешь, прелестный дружок у тебя.
– К-какой ес-с-ть.
