напротив ее двери. И словно тоже чего-то ждал.
Злата тоже закрылась у себя. И не выходила до тех пор, пока в замок после длившегося более трех часов осмотра места происшествия не прибыли (снова) стражи порядка и сотрудники прокуратуры. На этот раз целый десант. В дверь к Злате постучал следователь, и только ему она открыла – совершенно пьяная.
На этот раз допросам подверглись все без исключения, а не только обслуживающий персонал. И длилось это долго, до самого вечера. Вот только с Петром Петровичем Шагариным вышел казус. Едва ему был задан прокурором первый, самый нейтральный вопрос «Ваша фамилия, имя, отчество, год и место рождения» (а то не знал прокурор, кто перед ним сидит в пижаме от Гуччи), его внезапно разобрал такой страшный нескончаемый приступ кашля, что продолжать допрос было бессмысленно.
– Совсем ничего не понимаю, – сказала Вадиму Елена Андреевна. – Как такое могло случиться? Они говорят – убийство. Кто мог убить этого мальчика? Без пяти минут жениха, если, конечно, то безобразие, тот скандал, который мы наблюдали ночью, можно назвать помолвкой… Вадим, вы себе не представляете, они меня допрашивали целый час. А я даже на адвоката своего не могла сослаться. Видите, что с Шерлингом творится? Какой сейчас из него адвокат? Я сказала, что ничего не знаю. Я уснула после того, как мы всю ночь… Ну, что я вам рассказываю, вы все это сами видели и испытали. Естественно, я не могла умолчать об этой шокирующей сцене в спальне. Они спрашивали меня про Машу, про Шерлинга. Он их особо интересует, оказывается. Про нее… про его жену, меня тоже спрашивали. – Она помолчала. – То, что его жена была любовницей моего мужа, я от них скрыла, Вадим. К гибели этого несчастного парня это не может иметь никакого отношения. Совершенно никакого.
– К убийству, Елена Андреевна, – поправил ее Кравченко.
– А может быть, все-таки это был несчастный случай, авария?
– Нет, это не несчастный случай. Как и то, что произошло с любовницей вашего мужа.
– Бывшей любовницей, – Елена Андреевна покачала головой. – Это какое-то наваждение, морок… А вы не заметили, Вадим…
– Что?
– Тут в замке вообще что-то такое происходит. И очень действует на нервы. Все чего-то недоговаривают. Я имею в виду обслугу. И чего-то боятся. И вместе с тем словно стыдятся этого. У меня отчего-то из головы не идет то ночное происшествие, когда так ужасно закричал тот официант. Вы ведь говорили с ним… Я понимаю, тогда вы не хотели ничего такого нам рассказывать, но сейчас… Вадим, горничная тоже болтала при мне совершенно несусветные вещи… Конечно, все это глупые суеверия, но… Вашему мнению можно смело доверять… Скажите мне правду, вчера ночью официант действительно что-то такое необычное видел, да?
– Он сказал, что видел возле кухни чудовище. Да, да, Елена Андреевна, то самое, про которое вам говорила по секрету здешняя горничная. Местного монстра – по совместительству бывшего графского сына, несовершеннолетнего убийцу, прозванного здесь Потрошителем птиц.
– Вы… вы серьезно?
– Я говорю то, что слышал. А вот что я видел сам этой ночью, точнее, уже утром…
– Что? – Елена Андреевна подалась вперед.
– Ваш муж снова отсутствовал в своей комнате. На полу лежал его халат. А в гостиной валялись сорванные шторы без главного своего украшения, золоченого шнура. Весьма крепкого шнура…
– Я вас не понимаю, Вадим.
«Я вас не понимаю». А что еще он хотел от нее услышать?
– А действительно, что ты еще хотел от нее услышать? – спросил Сергей Мещерский. Его наконец-то отпустил дотошный следователь прокуратуры, которого, казалось, бешено интересовало все, что происходило в замке до момента обнаружения тела Богдана Лесюка, причем строго поминутно. – Что она может понимать? А про шторы в Рыцарском зале ты ей сказал?
После приезда милиции на просеку Кравченко и Мещерский на месте убийства пробыли где-то еще час. С них взяли первичные (точнее, уже вторичные показания, если считать точно такую же процедуру и несколькими днями раньше в крепостном рву над телом мертвой Лидии Шерлинг). Затем их вместе с водителем Анджеем (охранники остались в качестве понятых) отпустили в замок. С ними поехали и двое милиционеров. Вот как раз в их сопровождении (специально, чтобы не было потом ненужных осложнений) Кравченко и Мещерский и перешагнули порог Рыцарского зала. В зале было много окон. И на одном, у самого входа, отсутствовали шторы и тоже был сорван карниз. Однако на полу, как в гостиной, ничего такого не валялось. Милиционеры сразу вызвали горничную и дежурную по музею. Обе подтвердили, да, правда, когда они утром пришли, чтобы подготовить Рыцарский зал для посещения экскурсантов, шторы были оборваны – карниз косо висел на окне. «Мы подумали, что он сорвался под тяжестью штор, и убрали его в кладовую, до прихода мастера», – признались они. Шторы принесли из кладовой, милиционеры в присутствии Кравченко и Мещерского их осмотрели – это были точно такие же шторы, как и в гостиной, с златоткаными французскими лилиями, только не синие, а бежевые. Золоченый шнур отсутствовал.
– Хотя бы примерное время его смерти им уже известно? – спросил Мещерский. – Тот, кто меня допрашивал, то и дело на звонки по мобиле отвечал. Только по-украински, я так ничего и не понял.
– Судя по состоянию тела, ну, насколько я в этом разбираюсь, – ответил Кравченко, – убили его где-то в начале девятого утра. В восемь, по словам охранника, он за ворота выезжал. На мотоцикле доехать до просеки – минут пять, не больше. А там его уже ждали с этой чертовой веревкой.
– Вот уж не думал, что он кататься поедет после такого скандала, что был ночью.
– Он же говорил, что ездит каждое утро, каждый вечер, в любую погоду. Что это привычка.
– Странная какая-то привычка, Вадик, – Мещерский вздохнул. – Я как-то раньше значения этому не придавал. Сын олигарха месит грязь на мотоцикле по неезженым горным тропам, как…
– Как простой советский байкер, – хмыкнул Кравченко. – Байкеры, Серега, ребята отнюдь не простые. Такие упакованные порой среди них попадаются, с такими папашами… Нет, как раз это все ничего, норма, однако… А действительно, в чем корни такой его причудливой привычки? В любую погоду дважды в день оседлывать свой «Харлей»?
– Помнишь, охранник говорил, что он к дому священника все ездил? А может…
