– А кто, по-вашему, его интересует?
– А позвольте мне задать вам вопрос, мой молодой любознательный коллега?
СЕЙЧАС СПРОСИТ, КАКОЕ МНЕ ДО ВСЕГО ЭТОГО ДЕЛО? ЧЕГО Я СУЮСЬ? Катя приготовилась к жесткой обороне. Но вопрос Геворкяна был иной.
– Что привело вас сюда именно сегодня? Я ведь сразу понял, что-то случилось. Это видно по вашему лицу.
И Я ПОНЯЛА: ЗДЕСЬ ТОЖЕ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ БЕЗ МЕНЯ.
– Я узнала о результатах дактилоскопической экспертизы пистолета, из которого он стрелял на глазах у всех. Этот пистолет у него Гущин выбил и лично, лично, понимаете, изъял? На пистолете нет отпечатков.
Геворкян встал, собрал со стола фотографии – все до одной и положил их в карман своего халата.
– Пойдемте, коллега.
– Куда? В «третий»? – Катя вспомнила то самое их «внутреннее обозначение». Первый – Чикотило, второй майор Евсюков и третий – ОН, Пепеляев.
– Не зря же мы все эти дни держали его на антидепрессантах и сильном успокоительном. Быть может, на этот раз он… попробует освободиться, преодолеть хоть ненадолго с помощью лекарств… Будем надеяться, что нам повезет.
В ЧЕМ?
Катя видела перед собой только широкую спину профессора Геворкяна, решительно шагающего по коридору. Только белые стены. Опять белые стены. А потом ступени, стол охранника, мониторы слежения и – стекло, как гигантский аквариум.
Катя закрыла глаза: вот сейчас… сейчас…
АКВАРИУМ БЫЛ ПУСТ.
Там, за стеклом, чудовища не было. Где оно стерегло их?
Геворкян свернул в еще один коридор, минуя боксы. Здесь было что-то вроде лечебного отделения – двери палат. Возле одной дежурил охранник, переодетый санитаром. Геворкян указал Кате на соседнюю дверь.
– Будьте там, коллега.
Катя вошла и опять увидела стекло: соседняя палата была как на ладони, но вы были скрыты от глаз ее обитателя.
Пепеляев лежал на больничной кровати на высоко взбитой подушке, забинтованные руки поверх одеяла, рядом на полу смятый журнал с глянцевой обложкой, словно не было сил читать.
Усталость?
Антидепрессанты?
Успокоительное в лошадиных дозах?
ЧТО ОНИ С НИМ ДЕЛАЮТ? ЧЕГО ОТ НЕГО ДОБИВАЮТСЯ?
Он не спал – бодрствовал и был бледен и внешне очень спокоен, покорен. Но было в его лице и что-то странное – нет, не прежнее, дикое, невыразимое словами, так когда-то напугавшее Катю. Другое. Как будто его пополам переехало колесо и он, раздавленный, умирал на обочине.
Катя подошла вплотную к стеклу. Он ее не видел, не замечал. Он был один в больничной палате. А потом дверь открылась, и появился Геворкян. Он приблизился к Пепеляеву, взял его руку, проверил пульс. Потом отпустил, рука упала как плеть. Наклонился и проверил реакцию зрачков.
– Как чувствуете себя сегодня?
– Сносно.
Голос был тот, Первый, как назвала его про себя Катя, но очень тихий, еле слышный, словно и говорить уже не было сил.
Геворкян достал из кармана часть фотографий.
– Узнаете?
– Нет… узнаю…
– Эти люди умерли по вашей вине. Вы убили их.
– Они все умрут.
– Что было перед тем, как вы начали стрелять?
– Они все умрут.
– Что было сначала?
– Я не помню.
– Вы помните. Лекарство поможет вам вспомнить. Вы же хотите, чтобы оно помогло? Вы хотите, чтобы вам помогли?
– Да… хочу…
Пепеляев открывал рот так, словно собирался кричать, но лишь сипел.
– Что было перед тем, как вы начали стрелять?
– Я смотрел… на них…
– Откуда смотрели?
– Сверху… Я их видел… ОН мог там быть… спрятаться среди них…
– Кто ОН?
Пепеляев начал сипеть еще сильнее, руки взметнулись вверх, словно силились схватить, вцепиться во что-то. Но действие мощных лекарств было сильнее – руки снова упали на одеяло как чужие.
– Где вы были до этого?
– Я ничего… не помню…
– Вспоминайте. Где вы находились? Откуда пошли на Арбат?
– Не помню…
– Где был ваш пистолет?
– Рядом… всегда рядом со мной…
– Где рядом?
– У…. ШШШШШШШШ….
– Боритесь! Вспоминайте!
ТАКИМ КАТЯ НЕ ВИДЕЛА ДОКТОРА ГЕВОРКЯНА НИКОГДА. БЫЛ ЛИ ЭТО ГИПНОЗ ИЛИ ЧТО ТАМ ЕЩЕ… ПОТ ТЕК С НЕГО ГРАДОМ, СЛОВНО И ОН ТАМ, В ПАЛАТЕ, ЛИШАЛСЯ ПОСЛЕДНИХ СИЛ, ТАЩА НА СЕБЕ ЧТО- ТО НЕВЕРОЯТНО ТЯЖЕЛОЕ…
– Где?
– У-уууу… тах-ххххты…
– У тахты? Пистолет был у тахты? Где? В доме, в котором вы жили?
Тело Пепеляева внезапно выгнулось дугой на кровати, потом рухнуло на матрас, потом снова выгнулось. Правая рука опять взметнулась вверх и с бешеной скоростью стала чертить что-то в воздухе скрюченным пальцем. Что-то похожее на растянутую пружину… на извивающуюся по песку змею…
Это продолжалось бесконечно долго.
Так долго, что… ВРЕМЯ ПОТЕРЯЛО СВОЙ СЧЕТ.
– Уйдите оттуда!
Катя не поняла, кто это кричит ей. Охранник? Он…
– Что?
– Уйдите, не годится долго на ЭТО глядеть!
Неужели она потеряла сознание? Никакого стекла и смежной с ним палаты не было. Это все ей приснилось? Но…
Геворкян склонился над ней, протягивая стакан воды и какую-то таблетку.
– Левон Михайлович…
– Тихо, тихо… всем досталось… Вот выпейте… Да, всем досталось… И ему, и мне, старому дураку, и вам, коллега…
– Что это было? Там?
– Я пытался ему помочь. Не вышло.
– Не вышло? Он, Пепеляев… Что ЭТО было?!
