– Вы не хотите поговорить с вашим сыном наедине, прежде чем я вызову следователя прокуратуры? – спросил Колосов.
Длилась долгая пауза. Потом Салютов сказал:
– Да.
– Я должен предупредить, что ваш разговор будет нами прослушиваться. Вы можете отказаться, – сказал Никита.
Салютов ничего не ответил.
Глава 37. ЭКСПЕРИМЕНТ-17
Никита вернулся к Кате:
– Перейдем в другой кабинет.
Они прошли по коридору к двери под номером 17. В этом кабинете работали трое оперативников и, кроме обычных компьютеров, было немало и какой-то иной техники. Никита усадил Катю за стол, сел рядом. Протянул ей наушники «Сони», сам надел точно такие же, сразу став похожим на рокера-меломана. Катя, надев наушники, сразу точно оглохла. Никита что-то говорил коллегам, занятым настройкой аппаратуры, но она его не слышала, видела лишь, как беззвучно шевелятся его губы.
Тихое шипение в наушниках, словно шипит старый проигрыватель с пластинкой. Скрип… Вроде похоже на скрип рассохшегося паркета – вот тут рядом, в двух шагах… Катя посмотрела на Колосова, тот кивнул. Чьи-то шаги. Снова скрип стула. Глухой стук захлопнувшейся двери, голоса. Тишина настороженная, напряженная…
– Как ты узнал, что его убил я? – раздался в ее наушниках голос Салютова.
Катя невольно вздрогнула: ощущение было такое, словно этот человек тут рядом, только скрыт непроницаемым занавесом, превратившим его в невидимку.
– Ну, что же ты молчишь? Ответь мне.
Катя приложила ладонь к наушникам – как громко… Она снова взглянула на Колосова: Салютов спрашивает, Филипп молчит. Возможно, он вообще не захочет говорить.
Никита в эту самую минуту думал о другом: вот сейчас Филипп скажет ему про тот номер на определителе сотового и, наверное, крикнет отцу: а разве это не ты звонил Легионеру? Но Филипп молчал. Молчал, словно его и не было там, в кабинете, молчал, словно он умер.
Наступила долгая пауза. Потом снова послышался тихий и безнадежно усталый голос Салютова:
– Ты догадался, сынок? Догадался сразу, потому что
– А мне ничего от тебя не надо.
Крик Филиппа.
И голос Салютова – вопрос, искренне удивленный, как показалось Кате, ловившей каждое их слово:
– Почему? Почему, скажи?
– А ты не знаешь? Неужели даже не догадываешься, мой удачливый, мой богатый, крутой папаша?
Никита слушал. Но мысли его не поспевали за их диалогом. Когда Салютов догадался, что это Филипп, – задавал он себе главный вопрос. В памяти всплыло лицо хозяина «Красного мака», когда он вместе с ним, Колосовым, внимал показаниям швейцара Пескова, а затем присутствовал на допросе Филиппа… Догадался ли он прямо тогда? Сделал простой логический расчет по времени о… Ведь Песков не лгал в своих показаниях. Но и Филипп не лгал: он действительно
Это ли понял его отец, наблюдая своего сына на самом первом допросе? Или это произошло гораздо позже? А до этого Салютов действительно верил или заставлял себя верить в существование «крота» в своем казино, до тех пор, пока…
Никита перевел дух, припоминая важную, очень важную деталь, которая вроде бы все время находилась в центре их внимания, но вместе с тем оставалась в тени, скрывая свой истинный смысл. Эта деталь… На нее обратила внимание Катя. Именно в связи с этой деталью Салютов спросил его, Колосова: единственная ли версия для милиции – версия «крота» или же есть и другие? И это произошло после того, как… как в момент гибели Эгле он увидел из окна своего кабинета темный «БМВ», так разительно напоминавший машину его погибшего сына…
– А ты не знаешь? – повторил Филипп. Голос его в наушниках резал слух. – А ты подумай, отец…
Катя и Колосов ждали.
– Я виноват перед тобой, – донесся до них голос Салютова. – Я очень сильно виноват перед всеми вами.
– Виноват? Ты? И ты вот так просто, так спокойно это говоришь? – Филипп расхохотался (Катя снова вздрогнула – этот смех… лучше бы он снова заорал или выругался), – ты говоришь: я их всех убил! А ты сам? Разве не ты убил Игоря?
– Нет… нет! Это же была авария…
– Лжешь! Ты сам себе лжешь. Ты знаешь и всегда знал: он сделал это намеренно. Покончил с собой.
