— Их?
Я поморгал глазами, и неожиданно мой разум просветлел. Я сразу же вспомнил о своей сестре Эйлин. Я вскарабкался на ноги и уставился в сторону входа, у которого я видел ее разговаривавшей с человеком в черном. Но вход и пространство около него были пусты. Оба они, вместе, куда-то исчезли.
Потрясенный, измученный, оторванный от своих корней самоуверенности той могучей вспышкой голосов, которая захватила меня и унесла, взбешенный таинственным исчезновением моей сестры, я напрочь лишился нормального соображения. Я не ответил на вопрос Лизы, а вместо этого бросился вниз по лестнице к входу, где я в последний раз видел Эйлин, разговаривавшую с незнакомцем в черном.
Но как ни быстро несли меня мои длинные ноги, Лиза оказалась быстрее. Даже в своих просторных голубых одеяниях она была быстра, как звезда трека. Она нагнала меня, обошла и развернулась, преградив мне дорогу ко входу в тот момент, когда я был уже совсем рядом.
— Куда ты несешься? — воскликнула она. — Ты не можешь так уйти… пока. Если ты что-то слышал, я должна провести тебя к самому Марку Торри! Он должен говорить с любым, кто хоть что-нибудь слышал!
Я едва ли расслышал ее.
— Уйди прочь с дороги, — пробормотал я и не слишком вежливо оттолкнул ее в сторону. Я помчался дальше сквозь проход в круговую комнату за входом, где размещалось оборудование. Там занимались своей работой техники, одетые в свои разноцветные комбинезоны, производившие непонятные действия с непередаваемой мешаниной металла и стекла — но никакого следа Эйлин или человека в черном.
Я побежал дальше, из комнаты в коридор. Но там тоже было пусто. Я побежал вдоль по коридору и свернул направо в первый же проход. Несколько человек удивленно посмотрели на меня, оторвавшись от чтения и записей, но Эйлин и незнакомца среди них не было. Я попробовал посмотреть в другой комнате, и еще одной, но все безуспешно.
В пятой комнате меня снова настигла Лиза.
— Остановись! — сказала она. И на этот раз она ухватила меня за руку с силой, которая была поразительна для девушки ее роста. — Ты остановишься или нет? И хотя бы на мгновение — подумаешь? В чем дело?
— Дело! — заорал я. — Моя сестра… — и я неожиданно замолчал. Я прикусил язык. Неожиданно до меня дошло, как глупо это будет звучать, если я начну объяснять Лизе предмет своего поиска. Семнадцатилетняя девушка, разговаривающая и даже отделившаяся от группы с кем-то, кого ее старший брат не знает, — едва ли веская причина для дикого преследования и судорожных поисков, по крайней мере в наши дни и в этот век. Я не был расположен пускаться в объяснения по поводу наших с Эйлин лет, прожитых в доме моего дяди Матиаса.
Я стоял молча.
— Ты должен пройти со мной, — настойчиво повторила она спустя мгновение. — Ты даже не представляешь, насколько это редко бывает, когда кто-нибудь слышит что-то в Точке Перехода. Ты даже не понимаешь, сколь много это значит сейчас для Марка Торри — самого Марка Торри — найти кого-то, кто слышал!
Я тупо покачал головой. У меня не было никакого желания разговаривать с кем-либо о том, что я только что пережил, и меньше всего мне хотелось быть проэкзаменованным, подобно какому-то из ряда вон выходящему экспериментальному образчику.
— Ты должен! — повторила Лиза. — Это так много значит. Не только для Марка, но и для всего проекта. Подумай! Не убегай просто так! Подумай сперва, что ты делаешь!
Слово “думай” наконец-то дошло до меня. Медленно мой разум просветлел. Она была совершенно права. Я должен был бы подумать, вместо того чтобы бегать вокруг, словно чокнутый. Эйлин и одетый в черное незнакомец могли быть где угодно, в любой из дюжин комнат и коридоров — они могли уже вообще покинуть Проект и Анклав. И кроме тоге, что я мог бы им сказать, если бы даже и настиг их? Потребовал бы от незнакомца, чтобы тот представился и объяснился в своих намерениях относительно моей сестры? Похоже, мне повезло, что я не смог их найти.
Но, кроме этого, было и еще кое-что. Я трудился вовсю, чтобы заполучить контракт, подписанный мною три дня назад, сразу же после выпуска из Университета, с Межзвездной Службой Новостей. Я преодолевал все на своем пути для осуществления единственного желания и, казалось, ничто не остановит меня на пути к его осуществлению. Потому что то, чего я добивался — столь долго и столь яростно, что казалось, будто само желание было чем-то живым, с когтями и зубами, терзающими меня изнутри — это свобода. Настоящая свобода, которой обладали только члены планетарных правительств да еще одна особая группа — действительные члены Гильдии Межзвездной Службы Новостей. Эти сотрудники в области журналистики подписывали свою клятву независимости и фактически были людьми без мира, что гарантировало непредвзятость Службы Новостей, которой они управляли.
Ибо заселенные человеческой расой миры были расколоты — уже две сотни лет — на два лагеря, один из которых держал свое население под так называемыми “жесткими” контрактами, а другой предпочитал так называемый “свободный” контракт. К лагерю миров с “жестким” контрактом принадлежали миры Содружества: Гармония и Ассоциация; Ньютон, Кассида и Венера. А также новый большой мир Цета у звезды Тау Кита. На “свободной” стороне были: Земля, Дорсай, миры Экзотики — Мара и Культис, Новая Земля, Фриленд, Марс и небольшой католический мир Святой Марии.
Что разделяло их, так это конфликт экономических систем — наследие разделенной Земли, которая в самом начале и колонизировала эти планеты. Потому что в наши дни высококвалифицированные умы были единственной межпланетной валютой, признаваемой всеми.
Раса теперь была слишком рассеяна и велика, чтобы на одной планете обучать всех необходимых ей специалистов. В особенности, когда другие миры производили лучших. Никакое, даже самое лучшее обучение на Земле или в другом ином мире не могло обеспечить, произвести на свет профессионального солдата, который мог бы сравниться с теми, что поставлял Дорсай. В природе не существовало физиков, подобных физикам с Нептуна, не было психологов, превосходящих по способностям таковых с Экзотики. Не было лучших наемных солдат, столь дешевых и не беспокоящихся о потерях, чем те, что поставляли Гармония и Ассоциация. И так далее. Соответственно, мир обучал специалистов какого-то одного профиля и торговал его способностями, заключая контракты с другим миром в обмен на соответствующий контракт с любым профессионалом, в котором он нуждался.
И различие между двумя лагерями было весьма заметным.
На стороне “свободных” миров контракт на специалиста принадлежал частично ему самому. И его нельзя было продать или обменять на другой без его согласия — исключение составляла чрезвычайная необходимость или важность. На стороне “жестких” миров каждый индивидуум жил по приказам своих властей — его контракт мог быть продан или обменен в любой момент. И когда это происходило, у него была лишь одна обязанность — идти и работать там, где ему приказано.
Таким образом, все миры разделились на те, чье население не было свободным и те, чье население было частично свободным. Итак, на стороне “свободных” миров, к которым, как я уже сказал, принадлежала и Земля, люди, подобные мне, были частично свободны. Но я добивался полной свободы, свободы, какую я мог иметь, только будучи членом Гильдии. Как только я был бы принят в Гильдию — эта свобода стала бы моей. Ибо контракт на мои услуги до конца моей жизни принадлежал бы самой Службе Новостей.
Ни один мир тогда не смог бы судить меня или предложить мои услуги против моего желания какой- либо другой планете, которой он был должен из-за дефицита обученного персонала. Правдой было то, что Земля, в отличие от Кассиды, Ньютона” Цеты и некоторых других планет, гордилась тем фактом, что ей никогда не приходилось обменивать целые группы своих университетских выпускников на людей со специфическим обучением с молодых миров. Но, как и все планеты, Земля оставляла за собой право воспользоваться этим, если возникнет когда-нибудь такая необходимость — и я слышал массу рассказов о подобных случаях.
Итак, моя цель и тяга к свободе, которую за многие годы под своей крышей Матиас взлелеял во мне, могли быть реализованы только принятием меня в Службу Новостей. И несмотря на мой отличный учебный реестр, как бы хорош он ни был, это была еще весьма отдаленная, труднодостижимая цель. Я не должен был пропустить ничего, что могло бы этому помочь. И неожиданно мне пришло в голову, что, отказываясь увидеть Марка Торри, я отбрасываю тем самым возможный шанс на такую помощь.
