прислушиваясь к объявлению дикторши. Да, теперь она почти парижанка – хорошо знает город, понимает язык. Жить бы да жить ... Женщина-диктор, будто в насмешку, сказала, как всегда после объявления станции: «Мерси!»
Таня приехала на левый берег. Вежливый господин уступил дорогу, она улыбнулась ему дежурной парижской улыбкой и вышла. Через несколько минут она уже шла по бульвару Сен-Мишель в направлении Люксембургского сада.
4
Уютно горит лампа под стеклянным оранжевым абажуром в крохотной московской кухне. За окном темно и вьюжно, но плещется вода в раковине, шумит чайник, чистится в клетке мистер Ризкин, перекладывает с лапы на лапу голову сенбернар Сеня. Тина не чувствует себя одинокой. Вот и Азарцев встал с постели, неслышными шагами подошел, замер в проеме кухонной двери, навалившись спиной на косяк.
– Тина, что ты делаешь?
– Мою картошку.
– Зачем?
– Чтобы сварить.
– А почему не чистишь?
– Вареные шкурки Сене в кашу добавлю. Так сытнее.
Он помолчал, постоял еще, переступая с ноги на ногу, покрутил головой. Раздельно сказал:
– Понимаю. Хочешь показать этими словами, что я подлец. Не могу заработать на жизнь. А я и сам знаю, что я под-лец.
Тину эти слова словно ошпарили. Она бросила картошку в раковину, подошла к Азарцеву, потянула за руку.
– Володя, давай-ка сядем.
Она чуть не насильно усадила его за стол, а усадив, обняла, прижалась щекой в выемку между его шеей и подбородком.
– Володя, что ты выдумываешь? Зачем наговариваешь на себя? Разве когда-нибудь я тебе говорила, что ты подлец? – Тина вдруг принюхалась и удивилась. – Да ты что, пьян? – Она слегка потрясла его за плечо. – Володя, где ты был?
Он поднял брови, впервые с момента прихода домой прямо посмотрел ей в лицо.
– Ну, выпил чуть-чуть. Две рюмки. Приятеля встретил. Зашли к нему, посидели.
– А где посидели?
– Да у него.
– Дома?
Азарцев помолчал.
– Я знаю, ты будешь недовольна. Посидели у него в мастерской.
Тина отодвинулась, удивленно посмотрела.
– Почему я должна быть недовольна? Я что, тебя контролирую? Просто я не знаю никого из твоих приятелей. Он что, художник?
Азарцев немного подумал, пожал плечами.
– Да. Можно сказать и так. Он держит мастерскую.
Некоторое сомнение скользнуло по лицу Тины. В Володиных словах слышалась какая-то неуверенность.
– Что за мастерская?
Азарцев усмехнулся.
– Большая мастерская. И он зовет меня работать к себе.
Тина встала, прошла опять к раковине, завинтила кран. Губы ее сами собой скептически поджались.
– Пол подметать?
Володя повернул голову, стал смотреть в окно сквозь занавеску. Чернота и пустота. Везде. И за окном и в душе.
Тина опять подошла, присела перед ним на корточки, заглянула в глаза.
– Я знал, что тебе не понравится эта идея. – Он взглянул на нее с каким-то непонятным вызовом. – Поэтому и говорить не хотел.
– А тебе самому она нравится?
Азарцев опять пожал плечами.
– Можно попробовать. Между прочим, этот мой приятель обещает приличный заработок.
Тина встала с корточек. «Непонятно, зачем этому приятелю понадобился Азарцев? Что, перевелись уже мальчики на побегушках? Или студенты?»
– А где у него мастерская?
– На кладбище.
– Где?
– Он изготавливает надгробные памятники... Не сам изготавливает, он там хозяин.
– Ты что, с ума сошел?
– Бюсты, живописные скалы, композиции из камней. Ангелов на могилки детей теперь часто заказывают... Ты знаешь, я даже проверил себя. Он дал мне инструмент, и я несколько раз осторожно стукнул по голове...
– Приятелю?
И вдруг Азарцев засмеялся, чисто, звонко, как раньше. Давно уже Тина не слышала его смеха.
– Памятнику! Памятнику по голове!
– Зачем? – Тине на мгновение тоже стало интересно и радостно.
– Попробовать захотелось. Посмотреть, как работают. Просто так.
– И получилось?
– Получилось.
Она снова села на табуретку напротив него.
– Что получилось?
Азарцев пожал плечами.
– Нос получился. У Гриши, который там по граниту работает, нос не выходил. Представляешь, я чуть- чуть стукнул – и получилось.
Тина стала серьезной.
– Вы там, наверное, напились как следует! Хорошо хоть все памятники не расколотили.
– Нет, ты не понимаешь.
Азарцев начал рассказывать, а она вдруг подумала, что за последнее время он впервые говорит такими длинными фразами.
– Мы долго не виделись с этим приятелем. Со школы. Совершенно не встречались. Ни разу за двадцать лет. Он после выпуска в военное училище поступил, потом уехал. И тут вдруг встретились, и выяснилось, что у него эта мастерская. А я рассказал, что я хирург-косметолог. И его это очень заинтересовало. Он ведь не просто так дал мне по голове памятнику постучать. Он дал мне фотографию этого человека и сказал: «Убери с переносицы то, что считаешь лишним».
– И ты убрал?
– Убрал.
– И приятель остался доволен?
– Да.
– И он дал тебе в уплату за это хлеба и колбасы? Как бомжу?
– Тина, зачем ты так... Это просто осталось от закуски. Я хочу прийти к нему завтра снова.
– Зачем?
– Узнать, как и что. Там ведь не так все просто. За материал надо платить, за инструменты... он мне рассказывал.
– Подожди, Володя, я картошку в кастрюльку положу.
