работавшими в Первом банке Касл-Сити, которые каждый вечер, после закрытия банка, поднимали бокалы с портвейном, зажав их в руках, испачканных зелеными чернилами. Оба городских врача и адвокаты любили выпить в «Шахтном стволе» вместе с пробирщиком и владельцем оперы Касл-Сити, готовившей к премьере «Волшебную флейту».
Однако из всех постоянных посетителей, заходивших каждый день в «Шахтный ствол», ближе всего Тревис сошелся с Иезекилем Фростом и Найлсом Барреттом.
Если верить слухам об Иезекиле Фросте, в молодости он жил в горах. В тридцатых годах добывал бобра, перед тем — еще одно странное совпадение — как животное было почти полностью уничтожено, а шелк пришел на смену меху и джентльмены на Востоке перестали носить меховые шапки. В сороковых и пятидесятых Фрост стал разведчиком армии США, а потом проводником для тех, кто искал счастье на золотых приисках Калифорнии.
В 1859 году началась золотая лихорадка в Колорадо, и — во всяком случае, ходили такие слухи — вскоре Иезекиль Фрост исчез. Его новые друзья (сами в прошлом жившие в горах) считали, что он погиб — возможно, его убил гризли или застрелил конкурент по охоте за золотом. Однако несколько лет назад Фрост появился в Касл-Сити, изрядно удивив всех.
Конечно, если бы в городе не остался один из давних приятелей Фроста, никто бы не узнал, кем он был и почему исчез двадцать лет назад.
Не вызывало сомнений, что Фрост слегка не в себе. Он разгуливал по Лосиной улице в ужасно потертых штанах из оленьей кожи, разговаривал сам с собой, иногда начинал петь обрывки никому не известных песен. Фрост часто останавливал на улице незнакомцев, хватал их за руки и рассказывал истории о потерянных сокровищах или тайных проходах в горах. Он имел обыкновение подбирать окурки сигар и докуривать их. Насколько Тревис знал, Фрост спал в вигваме где-то в горах.
Люди поспешно отходили от стойки бара, когда к ней приближался Иезекиль Фрост, но Тревис неизменно улыбался и наливал ему стаканчик виски.
— Я рассказывал вам историю об одном парне, который съел двух скво, проводника-индейца и француза? — спросил он однажды, когда Тревис налил ему выпить.
Фрост любил рассказывать причудливые истории, именно поэтому он нравился Тревису. Фрост утверждал, будто родился в 1811 году, а когда ему исполнилось двадцать лет, отправился на Запад, — и, глядя на его длинную белую бороду и узловатые, морщинистые руки, напоминающие ствол старой сосны, Тревис ему верил.
— Нет, этой истории я еще не слышал, — признался Тревис, вновь наполняя стакан Фроста.
— Дело было еще в пятидесятые, задолго до того, как здесь возник город, — продолжал Фрост своим скрипучим голосом. — Уж не знаю, когда этот парень в первый раз попробовал человеческое мясо. Но с тех пор ему все время хотелось человечины. Так или иначе, но он направился в форт Ларами с посланием для генерала из форта Крейг, и вместе с проводником арапахо[12] попал в страшную метель. День за днем они сидели под толщей снега, провизия подходила к концу. Наконец снегопад прекратился, и через некоторое время этот парень пришел в форт Ларами. «А где твой индеец-проводник?» — спросил лейтенант форта. Парень засунул руку в седельную сумку, вытащил оттуда высохшую ногу и бросил ее офицеру. «Вот что от него осталось. Можешь доесть, мне он уже надоел».
— Какая любопытная история, мистер Фрост, — заметил Найлс Барретт, выпуская клубы сигарного дыма. — Прошу меня простить, но журналист во мне заставляет поставить под сомнение некоторые детали.
Фрост прищурился, глядя на высокого, хорошо одетого мужчину, стоявшего рядом с ним у стойки бара.
В городе болтали, что Найлс Барретт является младшим сыном британского лорда и что его в результате какого-то скандала изгнали из-под семейного крова в Америку. Тревис не имел возможности проверить истинность слухов, но Барретт разговаривал с заметным английским акцентом, покупал хорошую одежду, бренди и сигары и жил в «Серебряном дворце», причем источник его доходов был никому не известен.
Барретт не отличался особой привлекательностью — у него было слишком длинное лицо, несимметричные черты, — но прекрасные костюмы, безупречные манеры и отличная речь делали его приятным собеседником. Тревису нравилось слушать рассуждения Барретта на любые темы — хотя больше всего англичанин любил поговорить о еженедельной газете, которую рассчитывал вскоре начать печатать. Он уже придумал для нее название: «Репортер Касл-Сити», и теперь лишь дожидался доставки печатного станка из Филадельфии.
— Вы называете меня лжецом? — фыркнув, спросил Фрост. — Я бродил по горам дольше, чем вы прожили на свете, мистер, и видел такое, отчего ваши красивые длинные волосы поседели бы и выпали.
— У меня нет ни малейших сомнении, — не стал спорить с последним утверждением Барретт. — И хотя местные газеты готовы напечатать все, что угодно, «Репортер Касл-Сити» будет основываться на других принципах. Если бы я собирался поместить вашу историю в своей газете, то спросил бы: если человек, о котором вы рассказываете, продемонстрировал жуткие доказательства своего каннибализма — упомянутую вами ногу, — почему лейтенант из форта Ларами его не арестовал? Не будем забывать, что мистера Пэккера приговорили к тюремному заключению за то, что он съел своих спутников возле озера Сити несколько лет назад.
Фрост поставил пустой стакан на стойку и уставился на Барретта.
— Вот что я вам скажу, мистер. Приходите в мой вигвам на Сигнальный кряж, и я отвечу на все ваши вопросы. Только сначала нарастите жирок.
Старик облизнул губы и похлопал себя по животу, а затем направился к выходу из салуна.
Барретт бросил удивленный взгляд на Тревиса.
— Он, конечно, пошутил, не так ли? Ведь он не себя имел в виду? Не могу поверить, что он съел своего проводника.
— Не забудьте про двух скво и француза, — с улыбкой напомнил Тревис, вновь наполнив стакан Барретта.
— Быть может, он хочет присоединить к списку англичанина, — пробормотал Барретт и залпом выпил бренди.
ГЛАВА 18
Четвертое июля пришло в Касл-Сити под звук фанфар, но Джек Грейстоун так и не появился.
В полдень в «Шахтный ствол» вошёл Дарж. Посетители посмотрели на него, на мгновение задержали взгляды на серебряной бляхе, украшавшей грудь рыцаря, а затем вновь обратили взоры к выпивке. Дарж подошел к стойке, когда Тревис наливал в стакан виски мрачному старателю.
— Тревис, в этом городе кто-то занимается черной магией, — угрюмо заявил рыцарь.
Старатель бросил на Даржа любопытный взгляд, и Тревис, схватив Даржа за локоть, отвел его в сторону.
— О чем ты говоришь, Дарж?
Рыцарь пригладил усы.
— Это началось с самого рассвета. Кто-то занимается черной магией в Касл-Сити.
— Что ты имеешь в виду? Что произошло?
— Дым, который появился без видимого источника огня. Взрывы, вроде тех, что бывают в рудниках, но посреди города. И огненные вспышки в небе. Но хуже всего то, что я видел, когда шел сюда — маленькая девочка поднесла спичку к куску пергамента — наверное, это какое-то заклинание. Она бросила его на тротуар, и он взорвался с ужасным грохотом, во все стороны полетели искры, какой-то мужчина закричал от ужаса, а девочка рассмеялась. — Дарж сжал руку Тревиса. — Дети, Тревис. Темные волшебники развратили детей, и они делают за них грязную работу. Мы должны их остановить!
В дверь салуна ворвался шум фейерверка. Дарж резко повернулся.
— Вот, опять. Должно быть, она следовала за мной.
— Успокойся, Дарж. — Тревис не выпускал его плечо. — Черная магия не имеет к происходящему никакого отношения. Это просто фейерверк.
— Фейерверк?
