пыли или газа, или роем гигантских метеоров. Немало планет погибло в результате падения на них спутников. Меньшее тело, век за веком вспахивавшее невероятно разреженное, но вездесущее поле свободных атомов межзвездного пространства, теряло скорость. Его орбита начинала сужаться, на первых порах медленно, а потом быстро. Оно вызывало огромные приливные волны в океанах более крупного небесного тела, под которыми погибала значительная часть его цивилизации. Затем, под воздействием растущей силы притяжения планеты, большая луна начинала разваливаться. Сначала на головы людей обрушивался потоп океанов, затем рушились горы и планета раскалывалась на огненные куски гигантских размеров. Если мир не постигала одна из таких катастроф, то с ним неизбежно должна была приключиться беда иного рода, пусть даже в последние дни галактической истории. Планета, в результате зловещего сужения своей собственной орбиты, должна была, рано или поздно, оказаться настолько близко к солнцу, что жизнь уже не смогла бы продолжаться в новых условиях, и все живые существа, в течение нескольких веков, должны были просто сгореть.
Отвращение и ужас охватывали нас каждый раз, когда мы становились свидетелями этих страшных катастроф. Муки жалости по отношению к последним оставшимся в живых представителям этих миров были частью нашего образования.
Большинство обитателей наиболее развитых из уничтожаемых миров не нуждалось в нашей жалости. Они явно были способны встретить конец всего, что было им дорого, спокойно, и даже с какой-то странной радостью, причин которой вначале мы никак не могли понять. Но только очень немногие миры смогли достичь такой стадии развития. И если к достижению общественного согласия стремились все миры, то реализовать это стремление удалось очень и очень немногим. Более того, из всех обитателей, не достигших высокого уровня развития миров, только очень немногие сумели получить удовлетворение от жизни даже в тех узких рамках своей несовершенной природы. И почти во всех мирах только один или два индивидуума обрели не только счастье, но и радость, выходящую за пределы их представления об этом. Но нам, раздавленным страданиями тысяч рас, казалось, что эта истинная радость, вне зависимости от того, была она уделом отдельных личностей или целых миров, была для них фальшивой, и те, кто обрел ее, были просто одурманены нехарактерным для них хорошим состоянием духа, ибо оно сделало их бесчувственными к окружавших их страданиям.
В нашем паломничестве нас постоянно поддерживало стремление, которое в былые времена гнало земных людей на поиски Бога. Да, мы все оставили наши планеты, чтобы узнать: кем же является в масштабах всего космоса тот дух, который мы все в глубине души смутно ощущали и изредка ценили, дух, который мы на Земле иногда называем человеческим, – Повелителем Вселенной или ее изгоем, всемогущим или распятым. И вот сейчас мы начинали понимать, что если у космоса вообще есть какой-то повелитель, то он является не этим духом, а кем-то другим, и цель его состоит в создании бесконечного фонтана миров, и что он никакой не отец, созданным им существам, а нечто чуждое, бесчеловечное, мрачное.
И хотя мы испытывали отвращение, мы также ощущали все возрастающее желание увидеть этого духа космоса, кем бы он там ни был, и бесстрашно взглянуть ему в глаза. Наше путешествие продолжалось, трагедия сменялась фарсом, фарс – величием, величие – окончательной трагедией, и мы все сильнее чувствовали, что разгадка этой потрясающей, священной, и в то же время невообразимо ужасной и смертоносной тайны находилась где-то совсем рядом. Снова и снова мы разрывались между ужасом и восхищением, между нравственным бунтом против Вселенной (или Создателя Звезд) и слепым поклонением перед ними.
Точно такой же конфликт можно было увидеть во всех мирах сходного с нами образа мышления. Наблюдая за этими мирами и фазами их развития, изо всех сил пытаясь пробраться на следующий план духовного развития, – мы, наконец-то, научились ясно видеть начало любого пути. В любом нормальном разумном мире, даже на самой примитивной стадии его развития, всегда имелось несколько индивидуумов, жаждавших отыскать какой-то вселенский символ и вознести ему хвалу. Поначалу этот порыв неправильно понимался, как желание оказаться под защитой какой-то могучей силы. Разумные существа неизбежно приходили к выводу, что предмет поклонения обязательно должен быть Силой, и что само поклонение нужно только для того, чтобы Силу эту умиротворить. Они придумывали всемогущего тирана вселенной, а себя начинали считать его любимыми детьми. Но со временем пророки пришли к выводу, что сама по себе Сила была не тем, чему поклонялись жаждущие этого сердца. И тогда они возводили на трон Мудрость, Закон или Справедливость. А после периода послушания невидимому законодателю или самому божественному закону разумные существа вдруг обнаруживали, что эти концепции не годятся для определения того неописуемого величия, которое сердце находило во всех этих символах поклонения.
Но сейчас, в каждом из посещаемых нами миров, перед верующими открывались и другие пути. Одни надеялись встретиться со своим таинственным Богом лицом к лицу исключительно посредством медитации и ухода в себя. Отбросив все мелкие, банальные желания, стремясь смотреть на все бесстрастно и возлюбить весь мир, – они надеялись отождествить себя с духом космоса. Зачастую им действительно удавалось далеко продвинуться по пути самосовершенствования и пробуждения. Но, уходя в себя, большинство из них переставало обращать внимание на страдания своих менее просвещенных собратьев и утрачивало интерес к общественной жизни. Во многих мирах именно эта дорога к духу была заполнена наиболее выдающимися умами. И поскольку лучшие умы расы занялись исключительно своей внутренней жизнью, материальное и социальное развитие застопорилось. Естественные науки не получили большого развития. Законы механики, медицины и биологии остались неведомыми этим, расам. В результате начался застой, и рано или поздно эти миры стали жертвами несчастных случаев, которые тем не менее легко можно было предотвратить.
Был и другой путь, который выбирали существа более практического мировоззрения. Они с восторгом наблюдали за окружающим миром, а в качестве объекта поклонения, как правило, избирали кого-нибудь из своих собратьев, связующую нить взаимного озарения и любви. В себе и в других более всего они ценили способность любить.
А пророки говорили им, что предмет их вечного поклонения – Всемирный Дух, Творец, Всемогущий, Наимудрейший, был также и Самым Любящим. И потому их поклонение Богу, который есть Любовь, должно выражаться в обычной земной любви друг к другу. В течение определенного периода они смутно хотели любить и становиться частью друг друга. Они развивали теории, оправдывавшие идею Бога, который есть Любовь. Они воздвигли храмы Любви и назначили ее жрецов. И поскольку они жаждали бессмертия, им было сказано, что любовь – это способ обрести вечную жизнь. Таким образом, было извращено понятие любви, ибо любви награды не нужны.
В большинстве миров эти существа одолели «медитаторов». Рано или поздно, любопытство и нужды экономики привели к созданию естественных наук. Проникая с помощью этих наук повсюду, разумные существа не нашли следов Бога, который есть Любовь, нигде – ни в атоме, ни в галактике, ни даже в собственном сердце. А в условиях лихорадочной механизации, эксплуатации человека человеком, ожесточенных межплеменных войн, огрубления душ и растущего пренебрежения ко всей наиболее возвышенной духовной деятельности, – это маленькое пламя поклонения, горевшее в их сердцах, уменьшилось и стало настолько слабым, что они забыли о нем. А пламя любви, которое так долго раздувалось ветром теорий, было затоптано черствостью по отношению друг у другу и превратилось в изредка тлеющие угли, которые иногда ошибочно принимали за обычную похоть. С горечью, насмешкой и гневом, эти страдающие существа низвергли в своих сердцах Бога, который есть Любовь, с его пьедестала.
И вот, утратив способность любить и поклоняться, эти несчастные существа должны были решать все более сложные проблемы их механизированного и содрогающегося от ненависти мира.
Это был тот самый кризис, который мы видели и в наших мирах. Очень многие миры нашей галактики так и не смогли преодолеть его. Но в некоторых мирах какое-то чудо, сути которого мы пока не могли понять, подняло разум среднего обитателя на высший план мышления. Об этом я расскажу ниже. А пока скажу только одно – у тех немногих миров, с которыми случилось это чудо, была одна общая черта. Прежде чем разум их обитателей успевал выйти за пределы нашего понимания, мы замечали в нем новое ощущение вселенной, которого разделить мы не могли. До тех пор, пока мы не научились в самих себе вызывать какое-то подобие этого ощущения, – мы не могли понять судьбу этих миров.
Но, по мере продолжения нашего путешествия, наши собственные желания начали меняться. Нам пришло в голову, что требуя присутствия в повелителе вселенной божественно-человеческого духа, который мы превыше всего ценили в самих себе и в наших смертных собратьях во всех мирах, – мы совершаем
