искусство, ритуалы примитивной религии. Затем следовало типичное неровное, со взлетами и падениями, развитие культуры от варварства до цивилизации.
Один из таких подводных миров оказался особенно интересен. На заре галактической истории, когда гигантские звезды только начинали преобразовываться в звезды солнечного типа, когда еще почти не было планет, в одном из плотных районов сблизились двойная и одиночная звезды, протянули друг к другу огненные щупальца и породили несколько планет. На одной из них, огромной и почти сплошь покрытой водой сфере, со временем появилась господствующая раса, которая состояла не из одного, а из двух разных видов, существовавших в близком симбиозе друг с другом. Один вид произошел от рыб, другой по внешнему виду напоминал ракообразное. По форме это было нечто вроде ластоногого краба или водного паука. В отличие от наших ракообразных, это существо было покрыто не хрупким панцирем, а грубой шкурой, как у носорога. Тело зрелой особи было более-менее хорошо защищено этой шкурой, за исключением суставов; но в молодости шкура оставалась магкой и податливой растущему мозгу. Это создание обитало на побережьях и в прибрежных водах бесчисленных островов планеты. Оба вида имели разум человеческого порядка, однако обладали специфическими способностями и особенностями темперамента. На ранних этапах развития они достигли, каждый в своей полусфере огромной планеты, того, что можно было бы назвать последней стадией субчеловеческого мышления. Когда они встретились друг с другом, началось отчаянное противоборство. Полями их сражений были мелкие прибрежные воды. «Ракообразные», хотя и были в некоторой степени амфибиями, не могли долго находиться под водой; «рыбы» – не могли из нее выйти.
Между ними не было серьезной конкуренции за ресурсы, поскольку «рыбы» были в основном растительноядными, а «ракообразные» – плотоядными; однако одни не переносили присутствия других. Оба вида были достаточно разумны, чтобы видеть в противнике конкурента, но ни одному не хватало разума, чтобы увидеть в другом союзника. Рыбовидные существа – назовем их «ихтиоидами» – владели скоростью и свободой перемещения. Свою безопасность они обеспечивали стайностью. Крабовидные, или паукообразные, «раки» – назовем их «арахноидами» – обладали большей манипуляционной свободой, а также имели доступ к суше. Их сотрудничество было бы очень выгодно и тем, и другим, поскольку основная пища арахноидов паразитировала на ихтиоидах.
Но, несмотря на возможность взаимопомощи, обе расы стремились уничтожить друг друга, и это им почти удалось. Спустя век безумной резни некоторые из наименее воинственных и наиболее гибких разновидностей постепенно обнаружили выгоды в дружбе с врагом. Это послужило началом замечательному партнерству. Вскоре арахноиды стали ездить верхом на быстрых ихтиоидах, получив таким образом доступ к более удаленным охотничьим угодьям.
С течением веков эти виды слились, образовав хорошо интегрированный союз. Небольшие арахноиды, не больше наших шимпанзе, ездили в уютном углублении позади огромной «рыбьей» головы, их спина приняла форму, повторяющую линии тела большего существа. Щупальца ихтиоидов специализировались на крупных манипуляциях, тогда как арахноиды занимались более мелкой работой. Между ними даже развилась биохимическая взаимозависимость: через мембрану в «седле» ихтиоидов осуществлялся обмен эндокринных продуктов. Этот механизм позволил арахноидам стать полностью водными: имея постоянный контакт с носителем, они могли оставаться под водой сколь угодно долго и погружаться на любую глубину. Кроме того, они ментально адаптировались друг к другу. Ихтиоиды стали более интровертами, а арахноиды – экстравертами.
До наступления половой зрелости молодые представители обоих видов жили каждый сам по себе; но, с развитием симбиотических функций, каждый начинал подыскивать себе партнера из другого вида. Этот союз длился всю жизнь и прерывался только ненадолго для репродуктивных актов. Сам по себе симбиоз включал в себя некоторую сексуальность, но только умственную, поскольку, конечно же, для совокупления и продолжения рода каждый индивид должен был найти себе партнера из своей расы. Правда, мы заметили, что даже симбиотическое партнерство почти всегда состояло из мужской особи одного вида и женской особи другого или наоборот, и «мужчина» любого вида относился с родительской заботой к детям его симбиотического партнера.
У меня не хватит ни слов, ни места, чтобы описать необыкновенные умственные взаимодействия этих странных пар. Могу только сказать, что, хотя органы чувств и темперамент у них были очень различными, и хотя иногда случались трагические конфликты, в среднем такое партнерство одновременно и сближало сильнее, чем человеческий брак, и гораздо больше расширяло кругозор, чем межрасовая дружба на Земле. Время от времени в ходе развития цивилизации некоторые вредительские группы пытались разжечь межвидовой конфликт и даже добивались кратковременных успехов, но эти конфликты не заходили дальше, чем наша «война полов» – столь сильно нуждались эти расы друг в друге. Оба вида несли свой вклад в культуру их мира, хотя и не всегда одинаковый. Один из партнеров всегда был воплощением творчества, второй же – критического подхода и сдержанности. Редко случалось такое, чтобы один из партнеров был полностью пассивным. Книги или, точнее, свитки, изготовлявшиеся из спрессованных водорослей, почти всегда подписывались обоими партнерами. В целом арахноиды доминировали в ручной работе, экспериментальных науках, визуальные искусствах и практической социальной организации. Ихтиоиды знали толк в теоретической работе, в литературе, в удивительно развитой музыке подводного мира и в религии. Однако не следует понимать это обобщение буквально, ведь из всех правил бывают исключения.
Симбиотические отношения, казалось, дали этой двойной расе гораздо большую мыслительную гибкость, чем дарована нам, и лучшую способность к объединению. Она быстро преодолела фазу межплеменной вражды, когда кочевые косяки симбиотических пар уничтожали друг друга, словно подводная кавалерия: арахноиды, сидя верхом на ихтиоидах, атаковали врагов костяными копьями и мечами, в то время как их «кони» сражались крепкими щупальцами – этот кровавый период был на удивление краток. Когда установился оседлый образ жизни, развилось подводное сельское хозяйство и начали строиться коралловые города, стычки между группами городов стали исключениями, а не правилом. Во многом благодаря высокой мобильности и легкости общения, двойная раса очень быстро создала всемирную разоруженную федерацию городов. Мы с удивлением обнаружили, что на высоте предмеханической цивилизации этой планеты, когда в наших мирах разница между владельцами и экономическими рабами была бы уже ощутима, общественный дух города доминировал над всеми индивидуалистическими начинаниями. Вскоре этот мир превратился в сплетение взаимосвязанных, но независимых муниципальных коммун.
В этот момент могло показаться, что социальные разногласия забыты навсегда. Однако самые большие неприятности ждали впереди.
Подводная среда обитания не оставляла серьезных перспектив для дальнейшего развития расы. Все источники благосостояния были распределены и урегулированы. Численность населения держалась на уровне, оптимальном для наилучшего функционирования общества. Социальный порядок, казалось, удовлетворял все классы и не собирался меняться. Индивидуальная жизнь была полноценной и разнообразной. Культура, базировавшаяся на великих традициях, занималась всецело освоением великих просторов знания, начатым когда-то давно почтенными предками, которых вдохновляло, как говорилось, симбиотическое божество. Наши друзья в этом подводном мире, наши носители, смотрели на этот век из своего менее спокойного времени иногда с тоской, но чаще со страхом, потому что в ретроспективе им казалось, что в этот период появились первые слабые признаки деградации расы. Симбиотическая раса настолько идеально вписывалась в свою неизменную среду, что интеллект и проницательность начали терять свою ценность и вскоре могли начать увядать. Но оказалось, что судьба распорядилась иначе.
Возможность получения механической энергии в подводном мире была невелика. Но арахноиды, если
